— Я уже сыт тобой по горло, — сказал Джебидайя. — Прикрой рот, пока я не почистил его револьвером.
Билл сверкнул глазами, но ответный взгляд Преподобного был таким же зловещим и хмурым, как дула хрычовской двустволки.
— Конец у истории мрачный, — продолжал Хрыч. — Гимет привез ее к себе и попользовал на все лады. Столько раз, что едва не замучил до смерти, пока не выпустил или не напился до того, что та сама сбежала. За время, пока брела до города по Кладбищенской дороге, бедняжка настолько истекла кровью, что дома лишилась чувств и на другой день умерла. Больная мать тогда поднялась с постели и на муле поехала к кладбищу. Как уже сказано, мать была индианкой, знала обычаи предков и о тех старых богах, хоть вовсе не индейских.
— Она знала знаки, что рисуют на могильной земле. Всего мне не известно, но вроде отыскала она одну старую могилу и исполнила обряд, а в конце перерезала себе горло прямо на могиле, так что кровь впиталась в землю и нарисованные там знаки.
— Какая ей с того польза, не пойму? — сказал помощник.
— Может, никакой, но люди сочли иначе, — ответил Хрыч. — Случай всех в городке всколыхнул, и, собравшись, люди решили пойти и вздернуть Гимета либо пристрелить, короче, разделаться с ним. Пришли к хижине и нашли у нее Гимета. Его глаза были вырваны или высосаны, кожа с головы содрана — остался лишь голый череп и чуток волос. Грудь спереди разодрана, а что было внутри, исчезло, остались одни кости. Его пчелы, значит, собрались там в рой и вроде как летали за медом. Жужжали в груди, во рту, в пустых глазницах, в носу — вернее, где они были раньше. Думаю, переверни его да спусти штаны, вылетали бы из задницы.
— Тебя то есть с ними не было? — спросил Билл. — Ты все это слышал от людей?
— Я тогда струхнул из-за Гимета — вот в чем дело, — сказал Хрыч. — С той поры наказал себе не праздновать труса. Нужно было тогда пойти со всеми, но чего уж. Подох он, в общем, а пчелы так при нем и остались. От всего этого толпа взбесилась. одежду с него содрали, привязали за ноги к лошади и проволокли через ежевику, а пчелы так и жужжали вокруг. Не очень по-людски, но, окажись я с ними да зная, что он сотворил, тоже, поди, взбесился бы. Оставили его на кладбище гнить, а мать девчонки забрали схоронить в другом месте, как положено. Но прошло несколько ночей, и Гимет объявился. Говорили, бродил ночью при полной луне, вот как сейчас. Кто его встречал, рассказывали, что он прыжками несся по обочине, норовил схватить лошадь за хвост и повалить вместе с седоком, а то и заскочить сзади на спину. С пчелами, значит, внутри. Черные, как мухи, и злые, они вылетали из него и вились вокруг. А хуже всего, что много людей на той дороге пропало. Гимет, стало быть, их сцапал.
