— Не боюсь я никаких индейских богов, — сказал помощник.
— Может, и так, — заметил Хрыч, — только сами индейцы тех богов не слишком привечают. Они старше всего индейского племени. Индейцы стараются с ними не связываться. Якшаются со своими собственными.
— Чем же та дорога отличается от прочих? — спросил Джебидайя. — И при чем тут древние боги?
Хрыч усмехнулся.
— А, Преподобный, захотелось испытать себя? Доказать, что твой Бог сильнее? Не будь ты проповедник, из тебя вышел бы хороший стрелок. Или ты как раз такой — проповедник-стрелок.
— Бог для меня не так много значит, — сказал Джебидайя, — но у меня есть миссия. Искоренять зло. Все, что видится злом моему Богу. И если те боги сиречь зло да на моем пути — я должен сразиться с ними.
— Вот уж где зло, не прогадаешь, — сказал Хрыч.
— Так расскажи о них, — повторил Джебидайя.
— Гил Гимет был пасечником, — приступил к рассказу Хрыч. — Гнал мед, а жил на обочине дороги Мертвеца, тогда еще Кладбищенской. Значит, что вела мимо кладбища. Старого, там еще испанские могилы — поговаривали, конкистадоры забрались в эти края, но не смогли выбраться. И нескольких индейцев там схоронили, вроде из первых принявших христианство. Ну там, плиты, кресты с индейскими именами — все как положено. Или имена смешанные. В этих местах такое не редкость. В общем, хоронили там кого попало. Земле все едино, какого ты цвета, потом всем суждено стать цвета грязи.
— Черт, — сказал Билл. — Сам ты давно стал цвета грязи. А уж смердишь, как самая тухлая грязь. — Ты, мистер, вякнешь еще слово, — сказал Хрыч, — и задницу тебе будет подтирать гробовщик. — Он снова взвел курки дробовика. — Ружье может случайно выстрелить. Всякое бывает, а кто потом будет спорить?
— Уж не я, — сказал помощник. — По мне, Билл, куда проще, если ты труп.
Билл уставился на Преподобного.
— Ага, да вот Преподобный вряд ли такое одобрит, а, Преподобный?
— Честно говоря, мне все равно. Я не миротворец и не привык прощать, пусть даже то, что ты сделал, меня не коснулось. Думаю, мы все давно и прочно погрязли в грехе. Видно, никто из нас не заслужил прощения.
Билл съежился на своем пеньке. В этой компании рассчитывать на сострадание не приходилось. Хрыч продолжал свой рассказ.
— Так вот, пасечника этого, Гимета, не сказать чтобы сильно любили. Слава о нем ходила как о жестоком негодяе. Я его знал, все так и было. Раз видел, как он схватил щенка и отрезал хвост своим ножом, просто чтобы покуражиться. Паренек-то, чей щенок, хотел его отбить, да Гимет ножом распорол ему руку. И никто слова не сказал. Тут законов нет, а духу ни у кого не хватило против него переть. У меня тоже. Он много чего натворил, даже убил двоих, заявив, что якобы защищался. Как знать, да только Гимет всегда куда-то ввязывался, и где он — там кого или убьют, или покалечат, или обидят.
