В это время я был в Ленинграде. Не дожидаясь моего возвращения, они пошли к Катиной маме, Эдик сказал:
— Катя выходит замуж за Сережу. Это замечательный парень, мой друг…
На что Олимпиада Витальевна, которой Катя сильно надоела со своими компаниями и гулянками, с готовностью согласилась.
Я и не подозревал обо всем этом, как вдруг у меня в Ленинграде раздался звонок и плачущая Олимпиада Витальевна сказала:
— Сережа, я так рада! Ребята мне все сказали…
Следом раздался голос Эдика:
— Старик, дело в шляпе. Она за тебя выходит.
— Кто выходит?
— Катя. Я от нее звоню. Она согласна.
— Но я ж ничего не предлагал!
— Она согласна!
Затем подошла Катя:
— Сережа! Я действительно очень рада и, конечно, согласна.
Эдик перехватил у нее трубку:
— Катя пока побудет в Москве, я выезжаю к тебе для уточнения деталей предстоящего.
Короче говоря, через два дня я вернулся в Москву и с Ленинградского вокзала поехал не в общежитие, как обычно, а домой к Кате.
Перед свадьбой предстояло серьезнейшее дело — знакомство с Катиным отцом. Мой будущий тесть был знаменитый тогда поэт — Сергей Александрович Васильев, автор огромного количества популярнейших песен, каждый день звучавших по всем программам радио. С Олимпиадой Витальевной он был в разводе, но о детях — и о Кате, и о младшем — Антоне, как мог, продолжал заботиться.
От встречи я уклонялся. За Васильевым шла слава (которую поддерживала и Катя, болезненно переживавшая его развод с матерью) человека крайне правого, антисемита, черносотенца, короче — общественного страшилища. А я, как вы уже поняли, учился в мастерской одного из лидеров крыла крайне левого, суперпрогрессистского, где Васильев воспринимался как бы уродливым антиподом Ромма. Чтобы избежать встречи с этим гипотетическим монстром, я предложил Кате для начала отнести на пробу папе мою скромную фотокарточку.
— Что за глупости? Раньше или позже, все равно придется пойти знакомиться.
Но я все-таки уговорил ее для начала попробовать знакомство на фотографии. Потом Катя рассказала мне, что, когда моя карточка, отковыренная из студенческого билета, легла на папину ладонь, после долгой паузы разглядывания последовала фраза, которую вполне могу причислить к разряду выдающихся:
— А что? Хорошее русское лицо…
После такого щедрого аванса было уже не так страшно и лично знакомиться с будущим тестем. Позднее, встречаясь с ним, я постоянно ощущал, что этот человек несомненно вызывает у меня определенную ласковую симпатию. Только из солидарности с Катей, из брачного, что ли, приличия, я иногда поддакивал кивком, когда при мне принимались рассказывать о нем всякую жуть. Мне же он показался довольно милым и даже в чем-то вполне удивительным человеком. Ну в частности, слывя одним из главных пародистов страны, он при этом был начисто лишен какого бы то ни было чувства юмора. Отчего наши разговоры с ним нередко выглядели достаточно забавно.
