Вернувшись, на полутора страничках я изложил примерно такую историю: зима, у дверей сельпо стоят запряженные сани, в санях маленький мальчик, мать которого ушла в магазин. Улица пуста, солнце, полдень, мальчик хочет, чтобы лошадь сдвинулась с места, но не знает, как это сделать — «тпрукает», «нукает» — лошадь стоит. Он пытается с ней разговаривать, пробует наклонить ей морду, что-то шепчет ей на ухо, цокает, но ничего сделать не может. Выходит мать, целует мальчика, кидает его в сани, дергает вожжи, и лошадь трогается, бежит… Все условия задания соблюдены — есть и дорога, и встреча, и самый главный разговор, который, конечно же, не мог у мальчика с лошадью состояться. И даже праздник какой-то, из другого условия проникнувший, тоже, кажется, получился: синий снег, отражающий ясное небо, одеяльце из разноцветных кусочков, которым перевязан мальчик, мороз, тишина…
История сама по себе, как видите, скромная, и если и есть у нее достоинства, то они в том, что в трудных, если хотите, экстремальных условиях выживания мне удалось избавиться от навязчивого циркача.
Впрочем, какие-то маленькие кусочки в ней, пожалуй, и взаправду получились. Я сдал работу первым и ушел из института в полной уверенности, что написал хорошо. Через два дня, когда перед сочинением выдавали экзаменационные билеты и я хотел получить свой, мне сказали: «А вам нет». — «Как нет?» — «У вас два». Я немного поприставал с расспросами к счастливцам, допущенным к экзамену: о чем писали? Выяснилось — в основном об одноруких циркачах. Но делать было нечего. Все пошли писать сочинение, я — забирать документы. На душе было исключительно погано.
Подоплеку всего случившегося я узнал значительно позже. Оценки по письменной работе выставлял Евгений Николаевич Фосс, бывший ассистент Эйзенштейна, очень эрудированный человек. Прочитав мой рассказ, Фосс споткнулся о фразу «От нее пахло яблоками» и решил, что все целиком я где-то списал. Ему показалось — у Пришвина (это могло быть даже лестно, если бы не было так нелепо), за что он и выставил мне два балла.
Однако судьбе было угодно распорядиться так, что к началу третьего тура я так и не успел вернуться в Ленинград и на собеседование все же был вызван. Я мог бы так и остаться при своей двойке, если бы, внеся мой экзаменационный листок, Фосс не поделился своей радостью с Михаилом Ильичем.
— Сейчас зайдет парень, — предупредил он, — совсем молоденький, но большой жулик. На предложенную тему ухитрился просто целиком списать пришвинский рассказ. Уж не знаю, как он его заучил или с собой принес…
