Решительность ко мне вернулась лишь тогда, когда я наконец смогла худо-бедно двигать своими обмороженными конечностями. Чувствительность к ним тоже вернулась, но боги, лучше бы она не возвращалась вовсе — дни и ночи были наполнены хоть и не сильной, но постоянной болью и жжением. Вскоре я смогла наконец самостоятельно есть, садиться в кровати и переворачиваться на другой бок. Не хватало мне еще пролежней.
Кожа на руках и ногах сперва была покрыта кровяными волдырями, но примерно через неделю они прошли, и на их месте осталась грубая, зарубцованная кожа. В то же время пальцы и кисти рук в целом покрылись шершавым, грубым слоем кожи. Словно об меня теперь можно ножи точить, если бы наше племя знало как обрабатывать металлы.
Наконец, в один из холодных зимних дней, когда я наконец более-менее пришла в себя, я обратилась к Ингиреду:
— Эй, друид.
Он поднял голову и медленно обернулся ко мне. Сейчас он был занят предсказаниями, бросал руны, вырезанные на костях и читал будущее. Было странно видеть такое, ведь он никому даже не мог рассказать о том, что прочел по ним.
— Я хочу узнать за что тебе вырвали язык.
Ингиред тяжело вздохнул и покачал головой.
— И я узнаю. Узнаю от тебя. — сказала я и привстала на кровати а затем, опираясь на дрожащие руки, села. — Я верну тебе дар речи.
— Хм. — тихо произнес он.
По моей просьбе он покинул дом и отправился искать кого-нибудь из рабов Ярла. У него их было, по меньшей мере, шесть человек — они приносили мне пищу и на вопрос об их происхождении друид всякий раз тяжело вздыхал. Кроме всего прочего, на лбу у них я заметила кривые шрамы в форме примитивного рисунка человека, держащего над головой камень — символ раба, который я видела среди тех, кто посещал мою деревню в прошлом.
От рабов мне нужно было одно — писчий материал. Уверена, у Ярла найдется береста — на Севере ее использовали для примитивных рисунков когда это было необходимо. Были здесь даже художники, которые, царапая по бересте, могли изобразить лицо человека, пусть и несколько упрощенно. Такие изображения очень нравились влиятельным людям, помню даже как один бродячий мастер нарисовал таким образом портрет Мудрой Офы, а по бокам от нее морды двух волков.
Вскоре друид вернулся в сопровождении маленькой девочки лет девяти, которая несла в руках несколько листов бересты, скрученных в трубочки.
— Спасибо, — я улыбнулась ей, отчего она смутилась и, судя по ее лицу, запаниковала. — Как тебя зовут?
