Я схватилась за нож, зажмурившись и понимая, что так я вижу больше чем, с открытыми глазами. Теперь передо мной плясали цветные пятна, и казалось, что я спряталась от любой угрозы, что могла оказаться рядом. Я вытянула вперед дрожащую от страха руку, крепко сжимающую рукоять ножа, и почувствовала легкое дуновение ветра своими пальцами — оно обнюхивало меня.
И вдруг послышалось громкое, недовольное фырканье. Существо, чем бы оно ни было, почуяв запах гномьей мочи, тут же отшатнулось. Я все еще слышала его дыхание, фырканье, но оно становилось все дальше и дальше... А затем стало приближаться вновь. И снова, как и в первый раз, лишь стоило ему почуять мой запах, как оно начало фыркать и чихать от отвращения, и лишь после этого раздалось омерзительное, булькающее лошадиное ржание, и наступила полная тишина.
Но и она продлилась недолго — краем уха я улавливала какой-то шум, словно шелест ветра в кронах деревьев. Он все усиливался и усиливался, и наконец-таки я поняла что происходит — на меня, одна за другой, стали падать крупные капли дождя, все чаще и чаще, пока через полминуты не хлынул сильнейший ливень.
— Нам надо уходить! — закричала я, перекрикивая шум дождя. — Варс, дай копье! Я пойду первой, вы за мной!
— Не получится! — закричал мальчик в ответ. — Слишком темно!
И ровно в тот момент, как он протянул мне свое копье, ярко сверкнула молния, ослепительной трещиной на миг разделив черное небо надвое. Вслед за вспышкой оглушительно прогремел гром, от звука которого в ушах у меня зазвенело.
Я крепко взяла копье обеими руками и дождалась, когда Кира, идущая второй, положит руку мне на плечо. Наконец, когда сверкнула еще одна вспышка, я на короткий миг смогла разглядеть тропу и двинулась вперед, проверяя свой путь длинным копьем.
Идти нужно было быстро, потому что, как показывает практика, здесь было небезопасно. Да, гномы пообещали, что этот запах мы отстирать не сможем, однако под таким ливнем можно было даже грехи со своей души смыть, не то что запах мочи с одежды. А значит, когда существо из темноты вернется, оно уже не будет убегать прочь, а наверняка решит полакомиться человеческим мясом.
Под ливнем мы медленно продвигались вперед, буквально утопая в еще сильнее размякшей почве. Иной раз ноги погружались в тягучую кашу по самую щиколотку, и всякий раз, проваливаясь вниз, я едва сдерживала панический крик. Сказать, что идти здесь было страшно, значит ничего не сказать — сердце колотилось как бешеное, словно вот-вот выпрыгнет из груди, а каждый раскат грома сотрясал промокшее насквозь тело и гулко отдавался где-то внутри.
