— Нет, — отвечал Яшумов.
— Желаете присутствовать при кремации любимца?
И ещё было несколько «желаете». И на все Яшумов отвечал «нет».
— У меня только одна просьба. Я хочу сам вынести кота. К вашей… машине.
— Это всегда пожалуйста! — осклабились парни.
Яшумов заплатил, расписался в договоре в трёх местах. Пока парни собирались и выходили из квартиры, быстро надел пальто, крикнул в пустой коридор: «Дверь закрой!» Взял мешок с Терентием на руки и пошёл из квартиры.
Автомобиль походил на компактный катафалк. Яшумов постоял с холодным Терентием на руках. И подал в сдвинутую дверь. Дверь вернулась на место. И чёрная машина медленно поехала.
Смотрел, пока она двигалась вдоль дома. Пока не скрылась за углом.
Пошёл. В другую сторону. К метро. Шёл, словно разучившись ходить, — оступаясь, ничего не видя. Сдёргивал очки, протирал платком стёкла.
Несколько дней не разговаривали. Потом Яшумов, отходчивая душа, словно бы всё забыл. И после ужинов голова с чёрным муравейником опять лежала у него чуть ниже плеча. Смотрела своего Макса отмороженного.
Но долго ещё в ванной вдруг слышал стон кота. Мучительный, человечий, непереносимый.
Чтобы не упасть, хватался за раковину. Закрыв глаза, покачивался.
Яшумов раздевался. Из гостиной доносился голос Анны Ивановны. Мать, видимо, опять учила дочь: «…На руках у неё бабкин кисель уже висит. Но попка всегда в обтяжечку. Брючонки по колено. Вот с кого надо тебе пример брать…» Дочь молчала. Словно бы привычно не слушала. Занималась своим делом.
Неделю назад, точно так же застыв со снятым ботинком, прослушал такое поучение матери: «Они ведь, мужики-то, куда смотрят сперва? — на пятую точку твою (смотри-ка, какая культурная!). Умная ты, не умная — мужик только туда. Ну и на лицо твоё, конечно. Чтоб тоже гладкое было. Без морщин. А у тебя и с попой, и с лицом — только позавидуешь. Да… Так что никуда от тебя твой дундук не дёрнется. Умная ты, дура ли набитая…»
Яшумов тогда унимал истеричный смех, выскочив на площадку. Затем вновь вошёл, громко ударил дверью.
И сегодня не без грохота двинулся в гостиную. Поздоровался. Тёща сразу поджала губы.
— Мы уже поели, — сказала жена. — Всё для тебя на кухне. На столе.
Так. Понятно. Мешаю. Пошёл, куда сказали. Сзади сразу продолжили. Но тихо. Вставив в рты сурдины.
Ел вечернюю жидкую кашку и думал примерно так: женщины всегда объединяются, чтобы лучше приручить своих мужчин. Мужиков. Будь то мать с дочерью. Будь то просто подруги. Всегда тщательно разрабатывают стратегию, тактику, как лучше управляться с дураками. И на данный момент, и на перспективу. Один олух (старый) сидит сейчас в Колпино, беспечно пьёт с соседом пиво, другой дурак (сравнительно молодой) — здесь, в Петербурге, в своей квартире ест жидкую кашку. И ничего-то они даже не подозревают.
