Рахманинов. Второй концерт для фортепиано.
Она знала это произведение. Более того — это она его сейчас играла.
Это ЕЁ выступление на Рождественском концерте несколько дней назад.
Темп увеличивался. Руки, словно плетя кружева, порхали над клавишами, невесомые, волнующие, вдруг замедляясь, любовно лаская клавиши.
Но зал неистовствовал. Чем более проникновенно она играла, тем больше взрывов гомерического хохота слышалось от внешне увлечённой публики. Кто-то громко, в полный голос, разговаривал по телефону, ругаясь с тёщей. Мужик в предпоследнем ряду, с покрытой испариной красной шеей шумно сморкался в неопрятный платок. Парочка в проходе откровенно целовалась.
— Эй, да успокойтесь вы! — не выдержала Дарья, закричала, перекрывая шум. — Вы же мешаете!
В одно мгновение музыка стихла. Почти сотня людей замерла, и, как один, повернули к ней свои лица — фарфоровые маски с чёрными провалами вместо глаз.
Парочка, целовавшаяся в проходе, привстала.
Дарья отшатнулась. В горле ежом застрял крик, словно у неё и не было того, чем кричать.
Она сделала один шаг назад, в тень спасительного коридора, всем телом чувствуя, как подалась вперёд толпа.
Дарья, выскользнув из зала, бросилась прочь.
Пыльные стены мелькали вокруг, позади слышался топот и звериный, остервенелый визг, который то приближался, то отдалялся, словно играя с ней в кошки-мышки.
Краешком сознания она понимала, что бежать не куда, нужно спрятаться. Но куда?
Огромная злая масса, казалось, уже была за спиной, Дарья слышала чье-то хриплое дыхание, чувствовала, как вязнут ноги, как кто-то пытается схватить за локоть, разрывая когтями свитер, царапая кожу.
Сделав усилие, она метнулась в сторону и нырнула в первый попавшийся проём.
Настигающая волна отхлынула, выплюнув её в темноту, словно рыбу на берег.
Дарья тяжело дышала. Биение сердца разрывало рёбра, пульсируя в барабанных перепонках. Она облизнула пересохшие губы — кожа потрескалась, и теперь солёный привкус крови, отдающей металлом, вызывал тошноту.
И еще она поняла, что выронила свечи.
Теперь её окружала сырая мгла: не чернильно-черная, а прозрачно-сизая. Тусклые тени выползали из углов, норовили дотянуться, дотронуться до неё, проверить, жива ли.
— Со-оня!!!! — заорала она, рассекая муть. Тени дрогнули и спрятались, сжавшись в бесформенные комья, из которых изредка поблёскивали угольки глаз. — Ты где?! Отзови-ись!
Противоположная стена, словно сбрасывая пелену, озарилась изнутри сумеречным сиянием.
