- Тоже бражки. Ох, ты, вор - красны глаза. Уж выпросит. Акулина, нацеди ему! Что с ним делать? А тебе чего? - спросила она у прохожего.
- А я гляжу, где тут солоница-то у вас? Хлебушка тоже пожевать захотел.
- Вон она, в столе. Да посто-кась, я тебе, так и быть, уж щец волью. Может, богу за нас помолишься. Человек ты, я вижу, битый.
- Ох, кормилица, дай тебе господи доброго здоровья, - обрадовавшись, сказал мужик и начал распоясываться. - Еще какой битый-то, я тебе скажу.
- О?
- Да ей-богу.
Работница принесла ковшик браги, а хозяйка налила щей и поставила на стол. Прохожий сел. Солдат у стола, глядя на огонь, курил трубку. Хозяйка тоже подсела к столу.
- Ну, куда ж ты ходил, расскажи-ка ты мне, - спросила она у мужика.
- Да в город, матушка, ходил; бумагу выправлял.
- Какую бумагу?
- А бог ее знает. Вот она, бумага-то.
Он вынул из кармана бумагу и спросил солдата:
- Ты, кавалер, грамоте знаешь?
- Малость тоже маракую, - ответил солдат, держа трубку в зубах.
- Прочитай-ка, прочитай-ка, я послушаю, - говорила хозяйка.
- А то, нет; постой, постой! Ты водку пьешь? - спросила она у прохожего.
- Как, родимая, не пить. Тоже и мы люди.
- Ну так погоди же, я тебе рюмочку поднесу. Что с тобой делать? Сиди!
Прохожий выпил, сказал: "Благодарим покорно" - и принялся за щи.
Солдат взял бумагу, подержал ее на аршин от глаз, потом посмотрел на огонь, обернул бумагу к свету и начал читать сначала про себя, а потом уж громко:
"Из метрических книг Благовещенской церкви села... Благовещенского видно... видно, что эк-оно... да, эко-нoми..." Что за шут? Да... "эконо-ми-ческий крестьянин сельца Большая Елань, Анкидин Тимофеев..."
Мужик глядел сбоку в бумагу и вздыхал.
- Анкидин Тимофеев не состоит... Это кто ж такой не состоит? Ты, что ли? - вдруг
спросил солдат у прохожего.
- Нет; меня Киндеем звать.
- Ну, так и есть. Анкидин и Киндей - все это одно. Ну-ка, что там еще? "Не состоит в кровном, или духовном родстве, или свойстве с крестьянкою того же сельца Марфою Игнатьевою. На основании..."
- А это что ж такое? - спросил мужик, указывая пальцем на то место в бумаге, где было изображено родословное древо.
- А это, братец ты мой... Это... Ха-ха-ха! вот оказия-то! "Егор Иванов родил". Это чудесно! Ноне, брат, мужики рожать зачали. Слышь, Матвевна? Кто ж это Егор Иванов?
- Постой, постой! Это мово дедушку Егор Иванычем звали. Ах, разбойники! На что ж это они его-то потревожили?
- А уж не знаю. Дай срок, почитаем еще; может, дело-то и окажется. "Егор Иванов родил Тимофея Егорова".
