По той же дороге, опять лицом к солнцу, но уже на закат, я ухожу из Промыслов. Мгла заволакивает распадки, земля дышит октябрьским предзимним холодом, и косые лучи скользят поверх деревьев, погружая дорогу в сумерки. Мой путь усыпан прощальным золотом палой листвы, и первые алмазы вечерней ледяной росы уже повисли на еловых иглах. Но если оглянуться, то можно увидеть еще ярко освещенные зубцы Колпаков, похожие на плывущие в небе алые паруса.
В 1888 году на Мотовилихинском заводе в Перми впервые был продемонстрирован способ электросварки, изобретенный пермским инженером Николаем Славяновым. Первыми в мире электросварщиками были мотовилихинские рабочие. На Всемирной выставке в Чикаго Славянову за произведенную им техническую революцию присудили Золотую медаль.
Слухи ползли по губернии. «Слышь, батюшка, в Перми-то какой-то Славян колокола паяет!» — «Пустое брешешь.» — «Вот те крест!»
Захудалая деревенька, обшарпанная церковка, вечно пьяный дьячок спит в алтаре. Треснувший колокол хрипит над заснеженными оврагами. Новый колокол отлить — пятьсот рублей, а Славян, говорят, за пятьдесят чинит. Дорого, но и корова-то нонеча червонец стоит…
Засовывая в ладанку ветхие ассигнации, отец Серафим смотрит, как мужики на веревках спускают с колокольни маленький, побитый, позеленевший колокол с древнерусской вязью на подоле. Вот он грузно усаживается в копну сена на санях. И-эх, нищета, и копешку-то свою отдал, и у попадьи еще кровных семь с полтиной, на корову скопленных, чуть ли не с мордобоем выдирать пришлось… Путаясь ногами в рясе, идет отец Серафим к саням. На паперти, оттирая мокрые глаза трясущейся рукой, хмельной дьячок широко крестит колокол раскольничьим двоеперстием.
Над Мотовилихой — бурые дымы из черных труб. В закопченных цехах — лязг. У ворот — рабочий: тулуп нараспашку, картуза не снимает, зубы в улыбке в два ряда. «Слышь, мастеровой, где тут у вас Славян-то, что колокола паяет?» — «Ага, батя, и ты без науки никуда? Много вас таких со всей губернии поднаперло, долгополых. Туды вон одра своего подавай, к конторе». — «А верно ли, паря, чинит-то Славян? Можа, брякнешь разок, да и усвистали денежки?» — «Верно, батя. Хоть затрезвонься. Мы к энтому делу твово Илью-пророка приставили. Ране он своей молоньей абы как лупил, а теперича мы ее в лекстричеству пустили». — «Типун тебе на язык, охальник!» — «Ладно, батя, не лайся. Вона, гляди, сам Никола Гаврилыч идет…» Корявые, натруженные руки отца Серафима сами собою стащили с лысины шапку — по заводскому двору вдалеке быстро прошагал невысокий, худой, головастый человек в мундире и фуражке, в круглых очках с металлической оправой.
