Промысла — старинная деревня. Возникла она еще в начале XIX века при руднике, принадлежавшем Бисерскому заводу. Называлась она тогда Крестовоздвиженской. Здесь побывали и Василий Никитич Татищев, и Александр фон Гумбольдт, и Родерик Импи Мурчисон.
Гумбольдт приезжал сюда смотреть на добычу золота в 1829 году. Сопровождал его сам хозяин Бисерского завода граф Пелье. Гумбольдт походил по земляным отвалам, посмотрел пробы грунта, потряс сито, в котором отмывали золото, и сказал, что Крестовоздвиженские россыпи напоминают ему одно место в Бразилии, где были найдены алмазы. В России алмазов до того не находили. Гумбольдт пообещал еще в Санкт-Петербурге императору, что не покинет российскую землю, пока и на ней не обнаружат алмазы. Глазомер у Гумбольдта оказался точен, а слово верно.
Недалеко от Промыслов в деревне Медведка на Койве в том же 1829 году четырнадцатилетний Павлик Попов нашел алмаз — первый в России. А через два дня другой мальчишка — Ваня Соколов — на соседнем прииске нашел второй алмаз. Потом нашли третий, четвертый, пятый… Граф Пелье щедро даровал Павлику Попову вольную, а второй и третий алмазы с письмом отправил в Санкт-Петербург Гумбольдту. Куда же подевался первый алмаз — известно разве что самому графу Пелье. А Николай I осыпал Гумбольдта почестями и благодарностями и наградил роскошнейшей шубой и огромаднейшей вазой, которая была выше самого Гумбольдта.
Деревня Промысла, в общем-то, большая. Широкие улицы на холмах, добротные домики, заборы, деревянные тротуары. Кое-где — и новые кирпичные здания. Все здесь просторно, основательно, неторопливо. В шести километрах от деревни — гора Колпаки, чьи зубцы видны над лесом с окраины. А в двух километрах за Колпаками кончается Европа и начинается Азия. Границу здесь провел Татищев. Он первым предложил считать границей гребень Уральского хребта.
Посреди деревни раньше был обширный пруд. Сейчас воду из него спустили, и в плоской, как блин, неглубокой котловине в сочной траве блестят последние лужи и извилистые протоки, а речка, как собака по невидимому следу, бежит по старому руслу и легко проскальзывает в раскрытую пасть старой плотины.
Раньше, когда стоял пруд, здесь драга мыла золото. Может, она и сейчас моет, но я что-то ее не видел. Впрочем — каюсь, грешен — я и не присматривался. Хватило. Помню свое детское впечатление, хоть память рисует нечетко… Мутное, бурое озеро кофейного цвета с взрытыми берегами, а посреди него, как свинья в грязи, плавает драга — многоэтажный и многооконный деревянный дом с какими-то трубами, мачтами, кранами, весь опутанный леерами и тросами, с лодкой у ворот, с ржавой крышей, соединенный с берегом провисающими кабелями высокого напряжения. И в доме этом горит свет, что-то гудит, грохочет, слышен лязг, завывание, гул и плеск жижи. Лихие золотодобытчики в посконных рубахах, бьющие «дудку» или ворочающие сито, давно ушли в прошлое вместе с героями бажовских сказов и клондайкских историй Джека Лондона.
