Больше всего Аурика опасалась именно удара исподтишка, когда твои боевые умения совершенно ничего не значат. Что, кстати, великолепно продемонстрировал ворк Келлан, заваливший двух бойцов Шараша. А ведь Шараш совершеннейших неумех у себя не держит. Значит ворк завалил их из засады, что доказывает одну чеканную истину — мало владеть боевыми искусствами, надо еще и думать своей башкой, пока она находится на месте. Кстати — когда Аурику учили воевать, эту чеканную истину ей вдалбливали в первую очередь — та же самая Селена, в бытность свою командовавшая сотней пограничников.
Аурика сходила к колодцу, вымылась холодной водой, с наслаждением смывая с себя дневной пот и параллельно внимательно осматривая периметр двора на предмет проникновения нежелательных посетителей. Двор был по забору прикрыт защитной системой, базирующейся на магических амулетах, укрытых на глубине двух пядей под землей по всему периметру, но мало ли какие умельцы могут найтись в этой поганой банде? Могут подключить к делу и мага, снять сигналку и попробовать войти в дом — чтобы хорошенько Аурику поспрошать. Мол, вот теперь ты нам и ответишь, куда спрятала проклятого ворка!
О боги…ну зачем, зачем вы привели его в лавку Аурики?! Зачем она навела его на менялу?! Зачем, зачем, зачем…боги никогда не отвечают на такие вопросы. Аурика вообще иногда сомневается — а существуют ли эти самые боги в природе? Кто их видел? Кто видел Создателя?
Она достала из погреба окорок, который купила два дня назад, отрезала себе приличный ломоть, взяла оттуда же холодную, как лед лепешку (и в погреб были вложены приличные деньги — амулет-охладитель недешев, но он стоит того), и запивая кусок мяса и лепешку водой из колодца, без всякого аппетита поела. Готовить не хотелось, и в который уже раз Аурика с удовлетворением себя похвалила — не зря она купила себе отдельное жилье. Никто к ней сейчас не лезет, не требует есть только горячую пищу, или запивать еду горячим компотом. Не капает на мозги, требуя делать то, чего она сейчас делать не хочет. Так что, бросив на столе недоеденные куски, Аурика пошла, да и завалилась спать, сбросив с себя все, всю одежду, до самой последней нитки. Аурика любила чувствовать прикосновение чистых простыней к своей обнаженной коже. Она так лучше отдыхала. А еще — это давало ощущение покоя и свободы, резко контрастируя с двадцатью годами ее военной службы, когда спать приходилось только в одежде — потной, грязной, вонючей, а нередко даже завшивленной.
