При свете магического фонаря, отмытая и слегка пришедшая в себя Герда как следует рассмотрела своего то ли похитителя, то ли мучителя — она еще не поняла, кто он такой, и что из себя представляет. Высокий, плечистый, худой парень был одет только в полотняные штаны, и Герду поразило то, насколько развиты его вроде бы небольшие, не раздутые, как у силачей на Арене, но жилистые и крепкие мускулы на торсе и на руках. Они играли, переливались, перекатывались тонкими змеями и веревками, и Герда только у одного человека видела такое строение мышц — у ее, Герды, отца. И почему-то такое обстоятельство вдруг расположило к парню, заставило ее расслабиться и поверить ему. Впервые за последние полтора года. А может даже и дольше.
Глупо, конечно — ведь она знает его всего несколько часов! Но ведь кому-то надо в конце-то концов поверить! Герда очень устала быть одна. Устала бегать, скрываться, никому не доверять.
А еще — возможно на нее подействовало то, что он кормил ее с ложечки как ребенка. Как заботливая мамочка — вытирая Герде испачканные губы куском полотна и приговаривая: «Еще ложечку! Вот умница! Вот молодец! Хорошая девочка!»
Она рассказала этому парню все, о чем он ее спросил. И о чем не спрашивал — тоже. Рассказала всю свою жизнь за последние несколько лет. Скучно, без эмоций, так, будто это все происходило не с ней, а с какой-то другой девушкой. Парень спрашивал и переспрашивал так же скучно и спокойно, будто говорили они о чем-то совсем неважном — о погоде, о надоях скота, об урожае бобов. Однако Герда чувствовала его интерес, а еще — кипящую в нем ярость, которая искала выхода и не находила его. Герда сбилась с рассказа, запнулась, посмотрела в лицо парня, пытаясь определить, не на нее ли он сердится? Может она что-то сказала или сделала не так? Но парень, назвавшийся Келланом, успокоил ее (будто прочитал мысли), и сказал, что сердится на ее отчима, а еще — на мать, которая сделала все, чтобы ребенок попал в такую беду. Герда сразу заволновалась, постаралась убедить, что мама ни в чем не виновата, она просто околдована этим негодяем, но было видно, что Келлан ей совершенно не верил.
После ужина и рассказа Келлан встал, пошел куда-то в угол и вытащил оттуда деревянную бадью, торжественно объявив, что теперь это будет ее отхожее место. И что прежде чем Герда отправится спать, она должна сделать свои маленькие и большие делишки. Иначе он выставит ее на улицу, куда-нибудь под забор — чтобы не пачкала его чистые простыни.
