Посмотрел, и…сердце екнуло. Девушки возле крыльца дома не было. Обнаружилась моя пропажа возле ворот — она пыталась открыть задвинутый тяжелый запор, повиснув на нем как старая мочалка, выброшенная на помойку и зацепившаяся за ветку дерева. Грязная, в синяках, со спутанной копной волос — девушка выглядела так жалко, так убого, что даже у меня, видавшего виды старого циника сжалось сердце и застучало в висках. Как же можно довести девушку до такого состояния?! Что могло случиться, чтобы такая, довольно-таки симпатичная девица дошла до последней черты и пробавлялась кражами, и…чем еще?
Нет, на девушку низкой социальной ответственности она точно не походила. Если бы зарабатывала этим самым местом — была бы вполне сыта и благополучна. И ей не надо было бы красть с решетки торговки кусок мяса, рискуя при этом лишиться здоровья и самой жизни.
Девушка простонала, сползла за землю и тихо зарыдала. Потом оглянулась, увидела меня, ойкнула, и хриплым, сорванным голосом сказала:
— Не подходи! Не походи, гадина! Как я вас всех ненавижу, как я вас ненавижу!
Я хмыкнул, пожал плечами, и тут вдруг обнаружил что стою перед девицей совершенно голым — одежда моя сохнет, и опять же — мое нынешнее отшельничество сыграло со мной эту самую шутку — забыл, что дома теперь не один и надо мне как-то прикрывать свой так сказать срам. Впрочем — какое это имело значение? Голая, парализованная, можно сказать практически умершая девушка — с какой стати ее должно волновать, как выглядит то, кто и в каком виде стоит перед ней на земле? Как говорится — ты о другом сейчас думай, совсем о другом!
Видимо мои мысли как-то ей передались, потому что она судорожно вздохнула и уже более-менее нормальным голосом спросила:
— Ты кто?! Где я?! Что со мной случилось?! У меня ноги не ходят! Понимаешь?! Ноги не ходят!
И в глазах ее разлилась такая паника, такой ужас, что я невольно поморщился. Да, в этом мире нет места инвалидам, особенно — безногим инвалидам. Тут нет социальных работников, нет пенсий, нет врачей, нет просто добрых людей, которые возьмут на содержание жалкую, никому не нужную калеку. И что ей тогда остается делать? Умереть, и больше ничего. Чтобы сразу, чтобы не мучиться, ползая в нечистотах на улицах этого жестокого, злобного города.
— Я Келлан — сказал я как можно мягче — Сейчас я возьму тебя на руки и отнесу к колодцу. Там вымою, потом отнесу в дом. Не бойся, ничего плохого я тебе не сделаю. Это я тебя спас от торговца и принес сюда. Это мой дом. Я не буду тебе рассказывать — кто я такой, чем занимаюсь, и вообще…это не твое дело. Но, хорошая новость — по крайней мере, в ближайшее время ты голодать не будешь.
