– Ах! – прислушиваясь к послевкусию божественного пойла, воскликнул он с внезапной страстностью, – ах, если бы только старый Вевер сумел тогда протолкнуть свою бредовую идею «Урал-Бомбера»…
Он заложил руку за лацкан идеально подогнанного генеральского мундира и мечтательно протянул, почти промурлыкал:
– Представляешь, через два, ну, через три года мы могли бы бомбить Канаду!.. Пусть не Торонто, не Оттаву, но хотя бы Нову Скошию их сраную… Галифакс какой-нибудь… Ты представляешь, как обверзались бы те же янки со страху! А то у них, у американцев, похоже, размягчение мозгов наступило, им всё кажется, что до них никто никогда не дотянется, островная, мол, нация. Отсюда и гонор этот, неоправданный. Хрена вам, дотянутся!
И он жахнул односолодового шотландского эликсира, уже не смакуя, а так, как истинный шваб пьет свой шнапс – резко, разом, и с выдохом «хох».
– Манхэттен, конечно же, остров, но, поверь мне, найдется безумец и бабахнет по их небоскребам так, что только пыль пойдет! Я это тебе как пилот, облетевший их Empire State Building три раза, говорю. Неплохая мишень, кстати… И, успокоившись так же быстро, как и вошел в раж, добавил с улыбкой сытого кота:
– А до Британии мы и на «хейнкеле» дотянем. Вот возьмем Эдинбург – ужо упьемся этим Гленморанджи…
Ульрих подивился про себя темпераменту Удета, а ещё больше – способности его скрывать, допил скотч и принял бесповоротное решение: перейти в бомбардировщики. Картина горящих городков, где так уютно и безнаказанно жили, ходили в свои англиканские церкви и плодили «капитанов Роев Браунов» верноподданные Британской империи, внезапно принесла ему ощущение реальной цели и возможного возмездия за всю британским проклятым этносом нанесенную боль. От небытия Рихарда до предательства Гертруды.
Однажды генерал-полковник авиации в сидящем как влитой мундире, с фигурой ловкой обезьянки, куратор Люфтваффе Третьего рейха, герой-любовник, а также герой и ас Первой мировой, воздушный клоун и акробат, наркоман, пьяница, редкостный сукин сын и, в сущности, неплохой парень Эрнст Удет всё ж таки не совладает со своим темпераментом… Ноябрьской ночью сорок первого года жахнет он себе в висок из люгера, как жахал, бывало, Гленморанджи восемнадцатилетней выдержки:
лихо и с выдохом «хох», как пьет истинный шваб свой шнапс. Поистерит немного напоследок, но жахнет…
… Ох, не нужно было ему ездить на Восточный фронт, не нужно было смотреть на лагеря. Видно, воздушному герою нелегко стать мясником, может, просто и невозможно?
