— Спасибо. Передай своему знакомому, чтобы не утруждался.
— Что это значит?
— Я тебя ни о чем таком не просил.
Оба замолчали. «Брось трубку, дурак, — сказал себе Боровков. — Хватай шинельку и беги к ней, скотина. Она хочет, чтобы ты к ней пришел, сама позвонила».
— На что ты обиделся, Сережа? — издалека он услышал ее вздох и увидел занавешенное серой тенью милое лицо. — Я больше тебе не нужна?
— Нужна, — ответил он безразлично.
— Мальчишка проклятый! — трубка взорвалась воплем. — Я разве что-нибудь требовала от тебя? Почему же ты требуешь от меня невозможного? Тебе было плохо со мной? Отвечай, негодяй!
— У меня, наверное, больше такого не будет, — сказал он, словно засыпая. — Кажется, я своровал кусок чужого пирога и от жадности им подавился.
— Какая ты свинья, Сергей! Ты можешь сейчас ко мне приехать?
— Наверное, не смогу.
— Почему?
— Боюсь причинить вам с художником лишние хлопоты. Это противоречит моим моральным принципам.
Треск мембраны, вонзившейся ему в ухо, вызвал у него догадку, что Вера, швырнув трубку, вероятно, расколола аппарат. Он посидел минутку в легком забытьи. Прикурил вторую сигарету. «Беги к ней, беги!» — шептал ему потусторонний голос. Руки подрагивали от нетерпения, тело изнывало в горькой истоме. «Никуда я не побегу, — подумал Боровков. — Отбегался уже. Хватит людей смешить».
Она аппарат не сломала, почти сразу перезвонила.
— Знаешь, о чем я мечтаю? — спросила елейно.
— О чем?
— Как ты приползешь ко мне на коленях, а я спущу тебя с лестницы и вдогонку плюну!
— Благородная мечта.
— Ты урод, ты…
Он осторожно положил трубку на рычаг. С удивлением заметил, что у него одеревенели мышцы, словно отработал на ринге несколько раундов подряд.
«Надо позвонить Ксюте, я обещал», — вспомнил. Пошел в свою комнату, лег, попытался читать. С трудом одолел страницу, но не понял, что на ней написано. Разделся и в одних трусах побрел в ванную. Проходя мимо телефона, бросил на него затравленный взгляд. Ишь, притаился, коричневый звереныш, коварное дитя цивилизации.
Набуровил одной горячей воды, почти кипятка, кряхтя взгромоздился в ванную. Охнул, обварившись, покрылся бурым налетом, как чешуей. Долго лежал, вода остывала, снова добавлял кипятка. Размяк чуть не до беспамятства. «Что же со мной происходит? — гадал. — Верно Кузина написала, поглупел я здорово. Падаю, падаю в какую-то яму, и все дна не видно. Это любовь так меня обескуражила. Любовь? Что же это за любовь, если Вера звонила, звала, а я куражился, залез вот в ванную и копчусь. Кто я такой? Люди делают большие дела, стремятся к каким-то идеалам. Мир трещит по всем швам, скоро того гляди обрушится на наши головы, а я что? Половина человечества еще не наелась досыта, вторая половина одурела от обжорства, а я что? Что я такое в этой дикой карусели, чем занят?..»
