Гринева замолчала и отвернулась к окну. Боровков взял со стола рукопись и положил в портфель.
— До свиданья, Нина Гавриловна!
— Да, да, конечно… Изучите внимательно рецензию, там все сказано.
Поэт ждал его в коридоре, никуда не делся. Стоял смурной, тусклый, озирался по сторонам, как волк.
— Пойдем, коллега, хряпнем по кружечке пивка? Тут неподалеку есть уютное местечко.
Боровкову не хотелось «хряпать», надо было еще подготовиться к завтрашнему семинару, он должен был делать сообщение, но покорно поплелся за поэтом. В убогой пивнушке, где, правда, половина столиков пустовала, пристроились в дальнем углу. Николай сунулся было разменивать свою заветную трешку, но Боровков его удержал.
— Не надо, Николай. Я угощаю.
Он принес две кружки пива и тарелку с посоленными черными сухариками. Николай опорожнил кружку четырьмя огромными глотками. Звук был такой, точно воду спустили в унитазе. Он сказал: «Уф!», отер губы ладонью, бросил в рот сухарик и смачно хрустнул.
— Это твоя первая повесть, Сергей?
— Думаю, и последняя.
— Ну, ну, зарекался кувшин по воду ходить. Врешь, брат. Кто этой отравы разок хлебнул, тот пропал. Ведь что такое литератор? Это бог. Он миры создает. В его руках такая власть, задумаешься — в груди зябко. Конечно, не всякий писатель — бог, большинство дутые идолы, но зато перспектива-то какая. Ты вдумайся. Одним лишь усилием воображения ты живых людей рожаешь, ты их оделяешь судьбой и страстями, ты их можешь в грязь втоптать, а можешь возвысить до царского престола. Твоя воля — им закон. Хотя бывает и наоборот, они, твои кровные дети, тебя повяжут по рукам и ногам и с ума сведут. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Понимаю.
— Если понимаешь — ты художник.
Вторую кружку Николай пил медленно, смакуя. Боровков к нему окончательно пригляделся. У него было худое лицо, какое-то нарисованное, с тонкими губами, четко вылепленным, чуть горбатым носом, с широко разведенными, линялыми глазами, в которых застыло детское изумление.
— А лучше — никого не слушай, понял?.. О, сколько их собралось вокруг, тех, которые все в литературе понимают. Волосы дыбом встают! Не дай тебе бог усомниться в их компетенции — ты конченый человек. Откуда они взялись на нашу голову — не знаю. Выросли как грибы под дождем. Куда ни плюнь — всюду они, литературные дамочки, взвинченные, распаленные, глаголящие. Жалко их бывает до слез. Ужас, ужас! Впрочем… — Николай дохлебал пиво. — Впрочем, бывают исключения, бывают, чего греха таить. Прекрасные попадаются, божественные создания в нашем чумном заповеднике. Тонкие, деликатные, чутко понимающие. Редко, но встречаются. Одна такая меня, может, от петли спасла. Э-э, чего теперь вспоминать. — Он с печалью заглянул на дно пустой кружки.
