Вера Андреевна, видимо, испытывала необычайный прилив энергии, потому что вторую пощечину она попыталась дать ему прямо на ходу, но оскользнулась неловко, оступилась, и он бережно поддержал ее за плечи.
— Осторожно, дорогая, тут лед.
— Последний раз тебе говорю, оставь меня!
— Где оставить?
Ее лицо пылало гневом и было похоже на разрисованную двумя-тремя мазками меловую маску. Она свернула к какому-то заборчику и тут, в затишке, остановилась.
— Дай сигарету!
Боровков поспешно достал пачку, зажег спичку. Когда она прикуривала, пальцы ее дрожали.
— Почему ты надо мной издеваешься, негодяй? Что я тебе сделала?
— Я не издеваюсь, — Боровков встал так, чтобы на нее не слишком дуло. — Я просто не знаю, как себя вести, чтобы ты приняла меня всерьез. Тебя, наверное, смущает разница в возрасте?
— Меня смущает, что ты, наверное, подонок!
— Я не подонок, — утешил ее Боровков. — Через несколько лет мое имя будет известно всей стране. Но ведь мы не можем столько ждать, верно?
Несколько крепких затяжек ее успокоили. Она поправила шапочку, отряхнула снег с шубки, попыталась улыбнуться.
— Уму непостижимо, какую комедию мы разыгрываем. И я-то, старая дура, тебе поддалась, подыгрываю. Сережа, вот что я тебе сейчас скажу, ты хорошенько запомни. И если сможешь — пойми. Я действительно старше тебя, и на забавы меня не тянет. А если потянет, я живой человек, то поверь, обойдусь без тебя. Дело тут не в годах. Я старше тебя не только по возрасту. Я уже любила и уже страдала. А в тебе жеребячий пыл проснулся, только и всего. Но я тебе не партнерша и не помощница. И вообще, ты скоро сам увидишь, что ведешь себя непорядочно. Мерзко!
— Нет, — возразил Боровков слабым голосом. — Не мерзко. Просто я уже сошел с ума, а ты еще цепляешься за здравый смысл. Но ты меня скоро догонишь.
— Все. Точка. Ты невменяемый, и я тебя боюсь. — Вера Андреевна отшвырнула сигарету и заспешила к своему дому.
Боровков ее не догонял, сдержанность была ему присуща. Он сообразил, что их любовное свидание исчерпало себя. Он поехал домой и еще три часа перед сном занимался и готовил чертежи к завтрашнему семинару.
После занятий Боровков пошел в спортзал, чтобы повидать Кривенчука. Тот поначалу обрадовался, потому что решил: блудный сын вернулся насовсем.
— Разомнешься, Сережа? — спросил тренер ненавязчиво.
— Да я ничего не взял с собой. Просто поздороваться зашел.
— Ну и хорошо, что зашел. Посиди, я сейчас. — Кривенчук побежал разнять двух юных драчунов на ринге, которые тренировку пытались превратить в смертельный поединок. Народу в этот час в зале было немного, несколько человек кувыркались на матах, одинокий тяжелоатлет бродил из угла в угол со штангой на плечах. У него было предельно сосредоточенное лицо, будто попутно он решал вопрос о смысле мироздания. С горечью Боровков отметил, что уже не ощущает успокоительного воздействия спортзала, баюкающего гипноза невинных физических упражнений. Вернулся Кривенчук и присел рядом на скамеечку.
