— Мой начальник, Степан Николаевич, в общем-то неплохой человек. Но все равно возить его откажусь, — сказал шофер и затянулся глубоко. — Понимаешь, Ваня, обидно — как только на этой зеленой саранче подъезжаем, все отворачиваются, недовольны вроде. Обидно это…
Ванюш не знал что ответить. Ему Ильин очень понравился, сам пригласил в машину, разговаривать, правда, некогда было, да ведь можно и молча глядеть хорошо. А Ильин и улыбался и глядел ясно, чисто.
— У него же план хлебопоставок, — сказал Ванюш.
Шофер рассердился:
— Какой там план, переплюнули уж этот план! Выйти на первое место в республике захотели, вот и жмут на всю катушку.
Он взглянул туда, где работали девушки, они громко смеялись и весело перекликались — должно быть, для гостей.
— Я его вожу, как со службы вернулся, примерно полгода. Сам-то хороший человек, это уж что говорить… Я и вашего председателя Шихранова знаю. Он дал обещание перевыполнить поставку втрое. Видел? Ильин все равно его не любит. Зато Митин, предрик наш, вашего Шихранова расцеловать готов. Только и знает: Сергей Семеныч, Сережа, друг мой.
— Я тоже знаю Митина, он давно председатель райисполкома, — заметил Ванюш. — А вот Ильина вижу в первый раз.
— Его же только этой весной прислали секретарем райкома.
— Как прислали? Избрали, что ли?
Но шофер только резко махнул рукой, снял картуз, бросил его в машину прямо на сиденье.
К машине уже подходил Ильин. Вид у него был не особенно довольный.
— Товарищ Ерусланов, — обратился он к Ванюшу, — не согласитесь ли проехать с нами до фермы, а затем доставим вас в деревню. — И он улыбнулся.
Ванюш растерялся, а Ильин, величая его теперь серьезно и уважительно Иваном Петровичем, рассказал, что видел в городе парторга Салмина и расспросил о Ванюше, узнал, что Ванюш до армии кончил три курса веттехникума.
Ферма, как называли ее кратко МТФ, стояла на окраине села, на берегу речки Тельцы. Постройки были старенькие, неоднотипные, собранные из разных конюшен да хлевов еще в первые годы коллективизации. Покрыты они были соломой, и потому крыша напоминала вершину невысокой горки и, будто вправду горка, поросла местами лебедой и полынью.
— Товарищ Ерусланов, — сказал Ильин, когда они обошли конюшни и вышли во двор фермы, — в народе нашем говорят: осень обильна, — а я что-то не вижу этого обилия на вашей ферме. — Он показал на тощую корову бурой масти, подошел к ней, ласково почесал между ушами, тяжело вздохнул.
— Еще бы, — сказал Ванюш, — она ведь сама не жалуется, бедная. Смотрите, глаза-то, глаза покорные, безответные…
