.
Гойя был гениальным художником-мыслителем, и он не мог лишь высмеивать своих ведьм и демонов как предрассудки, копошащиеся в темных углах, куда не достигает свет Божественного Разума, но не мог и безмятежно любоваться ими, как это делали ранние романтики в эпоху расцвета балладного жанра. Думается, что Гойя «был ближе к глубочайшим народным чувствам» не тем, что полностью их разделял, а тем, что отдавал себе отчет, какова реальность народного сознания и как это сознание воздействует на судьбы нации. Еще в 1798 году, до трагического опыта послереволюционных лет, когда подстрекаемые монахами и «королевскими добровольцами» простые люди помогали тащить на виселицу либералов, Гойя в картине «Наложение рук» изобразил толпу, легко поддающуюся науськиванию, готовую распять невинного, не задумываясь — почему, ради чьей выгоды. «Это хуже всего» — стоит подпись под листом № 74 из серии «Бедствия войны», на котором тоже изображена толпа простонародья, покорно и внимательно слушающая осла, читающего какой-то указ. «Он не понимает, что делает» — другой рисунок старого Гойи: мастеровой с закрытыми глазами стоит на лестнице, размахивая молотом, а внизу уже валяются обломки прекрасной статуи, лицо которой очень напоминает «Истину» или Несущую свет с рисунка «Свет из тьмы».
Тема этого рисунка, скорее всего, была подсказана Гойе реальным эпизодом, упоминавшимся в газетных отчетах о возвращении Фернандо VII в Испанию после того, как он отрекся от сражавшихся соотечественников и раболепствовал перед Наполеоном. Впоследствии К. Маркс привел этот эпизод в работе «Революционная Испания» в качестве иллюстрации духовного порабощения испанского народа реакционной правящей кликой: «Редко мир был свидетелем столь унизительного зрелища… От Аранхуэса до Мадрида экипаж Фердинанда тащил народ… Над входом в здание кортесов в Мадриде красовалась большая бронзовая надпись „Свобода“; толпа бросилась к зданию, чтобы сорвать эту надпись; притащили лестницы и стали срывать буквы со стены, сбрасывая их одну за другой на мостовую под восторженные крики присутствовавших»[5].
Те же мотивы, только в символически-обобщенной форме, пронизывают некоторые «Нелепицы» и «черные картины из Дома Глухого». По тяжелой каменистой дороге толпа простонародья валит за монахами к якобы чудодейственному источнику Сан-Исидро; та же плебейская толпа на шабаше внимает наущениям козлорогого дьявола; два крестьянина, по-видимому пастуха, избивают друг друга дубинками, все глубже увязая в песке…
