Из-за двери сочилось молчаливое подозрение.
— Давай я посмотрю еще разок? — взмолился рабби Цвек. Повернулся ключ, и дверь осторожно отворилась. В комнате было темно. Книги прижимали к полу края задернутых штор, чтобы те не пропускали свет.
— Только тихо, — прошептал Норман.
Отец уставился на осунувшееся лицо сына с выпученными черными глазами и устыдился шепота и темноты. Знать бы, что Господь думает о поведении Нормана. Вряд ли оно способно ввести Его в заблуждение. Но кого же Он все-таки карает, спросил себя рабби, меня или его?
— Встань у камина, — велел Норман. — И не шуми. Вот увидишь, их тут уйма, надо только подождать.
Но рабби Цвек был готов увидеть, не дожидаясь.
— Я вижу их, — прошептал он, глядя на пустой ковер, и взволнованно приподнялся на цыпочки. — Ну и ну, — изумился он, — сколько их, да тут целая армия. — Он посмотрел на сына, ожидая благодарности.
— Ты считаешь меня сумасшедшим, да? — тихо спросил Норман. — Смотри.
Он открыл комод. Внутри, в углу, стояла стеклянная банка, в которой на красном ковровом ворсе покоились листья. Напротив банки было увеличительное зеркало.
— Взгляни в зеркало, — сказал Норман. — И точно увидишь их.
— Листья я вижу, — озадаченно произнес рабби Цвек.
— Я их кормлю, — рассмеялся Норман.
Рабби так и подмывало снова ударить сына, но вместо этого он молча вышел из комнаты.
— И не возвращайся, — буквально прорыдал Норман ему вслед. — Оставь меня в покое. Просто оставь меня в покое.
Ключ снова повернулся в двери, и рабби Цвек вошел на кухню.
— Иди вниз, открывай лавку, — велел он. — Уже девять часов.
Проходя мимо отца, Белла положила руку ему на плечо.
— Не расстраивайся, — сказала она. — У него это скоро пройдет.
— А потом начнется снова. — Рабби сжал руку дочери. — Мы должны их найти, — продолжал он в отчаянии. — Нужно выманить его из комнаты, и ты должна их найти. Они там. Ему кто-то их дает. Попадись они мне, я их… Тебе нужно тщательнее убирать комнату! — крикнул он на дочь и прикусил губу, сдерживая слезы. — Иди, иди, — быстро проговорил он, — открывай лавку. Не хватало еще потерять и торговлю, в довершение всех бед.
Когда дочь уходила, его взгляд упал на ее белые носки. Ей почти сорок, его Белле, а всё в коротких носочках, как девочка. Но это другая мука. Сейчас он об этом не отваживался думать. Шмыгнул носом, прогоняя слезы, и принялся ждать доктора.
Когда раздался звонок, Норман крикнул:
— Если это говнюк Леви, скажи ему, пусть проваливает.
