— А тебе всё шуточки! — крикнул он и тыльной стороны руки с кольцом влепил сыну пощечину.
— Ты об этом еще пожалеешь, — прошептал Норман. Долгое время никто не произнес ни слова. Норман потирал щетинистую щеку, Белла смотрела, как отец давится слезами. Раз-другой он открыл было рот, хотел что-то сказать, но голос еще не вернулся к нему. Потом она услышала, как он бормочет извинения. И делает новую попытку.
— Норман, — мягко проговорил отец и замялся, страшась того, о чем должен спросить. — Норман, — повторил он, — где ты их взял? Сколько ты принял?
— Ничего я нигде не брал, — крикнул Норман. — Ничего я не принимал. Я уже много лет ничего не принимаю.
Рабби Цвек снова не выдержал:
— Какой злодей дает их тебе? Я его убью. Я его убью. — Он плакал от боли. — Для чего ты их пьешь? — с мольбой спросил он. — Перестань принимать таблетки, или я сойду с ума.
— Зачем ты доводишь отца? — крикнула Белла. — Разве не видишь, что это его убивает? Что ты с нами вытворяешь?
Рабби Цвек закрыл лицо руками.
— Перестань принимать эти чертовы таблетки, — промямлил он, досадуя на себя за непривычное выражение. Он прибег к нему, отчаянно надеясь, что хоть так сын прислушается. — Я позвоню доктору Леви, — добавил он и поднялся из-за стола.
— Чтобы духу этого ублюдка в нашем доме не было, — сказал Норман. — Я не потерплю его здесь. Что он вообще знает, этот дурак? Если ты приведешь его, я его убью. — Он оттолкнул тарелку с недоеденным завтраком и вышел из комнаты. Отец и Белла обратились в слух, и наконец в двери Нормана повернулся ключ.
— Бедный, бедный мальчик, — пробормотал рабби Цвек и направился к телефону. — Доктор Леви?
— Рабби Цвек. — Доктор узнал голос и догадался, в чем дело. Последнее время звонки участились.
— Опять серебристые рыбки, — ответил рабби, досадуя на сквозившее в его интонации презрение к родному сыну.
— Я сейчас же приеду.
Рабби Цвек положил трубку. Его трясло от страха, передавшегося от сына. Он всей душой желал бы видеть их, как видел сын, чтобы они вдвоем, рука об руку, вступили в безумие. Одиночество сына ранило его, как нож: несомненно, его желтолицый мальчик, измученный ужасными образами, сейчас сидит, скукожась, на зараженном полу, охотится за доказательствами.
— Я скажу ему, что вижу их, — решил рабби. — Может, тогда ему надоест шутить.
Он постучался к Норману.
— Норман, — позвал он.
— Чего тебе?
— Норман, — мягко повторил рабби. — Они по-прежнему там? Давай я посмотрю еще разок?
