— Спасибо за шоколад, Белла, — сказал он. — Извини, что я вспылил. Ты меня балуешь.
Рабби Цвек улыбнулся, глядя это на выражение братской привязанности — нечастое, но приятное вознаграждение родительства, — не ведая, что Норман рассудил: грабить друга, а не врага — безопаснее, хоть и подлее.
— Как дела в лавке? — спросил Норман. — Справляетесь без меня?
— Ты нам так помогал, — пошутила Белла.
И они разговорились. Время от времени рабби Цвек тоже вставлял словечко. Разговор ни о чем, абсолютно ни о чем, лишь бы не упоминать об истинной причине их визита, а лучше и вовсе обойти ее молчанием. Во время разговора Норман шевелил пальцами ног, потом ступнями, затем икрами, выдерживал приличные паузы между движениями, объяснял — дескать, от здешней пижамы всё тело чешется, — а сумочка Беллы при этом рывками, дюйм за дюймом ползла к его бедрам и в конце конце очутилась там, где он мог дотянуться рукой. Стоило сумочке завершить очередной этап путешествия, как Норман пускался в пространные рассказы о больнице, о знакомых пациентах, когда же сумочка благополучно прибыла в место назначения, он принялся разливаться о том, до чего хорошо себя чувствует.
Белла все это время следила за сумочкой, загипнотизированная ее медленным, прерывистым перемещением. Она не сделала ни единой попытки ее забрать, хотя догадывалась, куда и для чего та ползет. Когда сумочка замерла на Нормановом колене, Белла мысленно подсчитала утреннюю выручку и задумалась, как бы ее возместить, чтобы отец не заметил. Она, точно завороженная, наблюдала за Норманом, гадая, каким образом он добьется своего, и повернула стул в сторону от кровати, чтобы облегчить ему воровство. Белла улыбнулась про себя. Норман выказывал признаки прежней нормальности, к которым она с годами приноровилась. Сейчас начнет шмыгать носом, догадалась Белла, попросит платок, и едва она об этом подумала, как Норман закашлялся, вживаясь в роль. Откашлявшись, зашмыгал носом, и рабби Цвек пробормотал:
— Вдобавок ты простудился.
— Вдобавок к чему? — Твердая уверенность в собственном душевном здоровье никогда не покидала Нормана.
— Ни к чему, ни к чему, — поспешно ответил рабби Цвек.
— Вдобавок к чему? — не унимался Норман.
— Я тоже простудился, — отговорился рабби Цвек. — Вдобавок ко мне, — промямлил он.
Норман не стал придираться. Ведь двухнедельный запас почти у него в кармане: можно и уступить. Он снова шмыгнул носом.
— Белла, у тебя нет носового платка?
