Обуреваемый приступами самобичевания, он вышел на улицу. Побродил бесцельно по Берлину, жизнь в котором, казалось, почти не изменилась в первые месяцы нацистского господства. Беззаботно фланирующие по улицам горожане, переполненные кинозалы, театры, кафе, танцующие пары в садах и на танцплощадках — все это создавало иллюзию нормальной жизни. Дабы отвлечься от мрачных мыслей о пережитом личном позоре, Гюнтер направился в литературное кабаре «Katakombe». На сцене этого маленького ресторанчика в непринужденной обстановке выступали со стихами, пародиями, песенками и скетчами их авторы-исполнители. Вел вечер популярный в Берлине конферансье Вернер Финк, прославившийся своими дерзкими шутками в адрес нацистов. Причем он делал это настолько тонко, виртуозно используя в своих каламбурах игру слов, что власти пока затруднялись его прищучить. Жало его иронии было предусмотрительно скрыто, иначе не сносить бы ему головы.
Маленького роста, с добродушным лицом, Финк вовсе не походил на героя, и этот маленький человек, природной сутью которого была беззлобная доброта, имел подлинное мужество не скрывать своих убеждений. Он не боялся говорить о нацистских лидерах в столице гитлеровской Германии, заставляя информаторов гестапо записывать каждое его слово. В репризах Финка упоминались концлагеря, обыски, аресты и накрывший Германию всеобщий страх. Его насмешки по этому поводу были несказанно печальными, и в то же время они приносили зрителям утешение.
Вернер Финк и его литературное кабаре остались оплотом добросердечности в пораженной нацизмом Германии. Его юмор был мягким и грациозно легким. Финк мог, казалось, запутаться в словах, и публика, подыгрывая, завершала его предложения. В этот вечер в зале собрались запуганные «коричневым» террором горожане. Финк смешил их своими репризами на злобу дня, и они от души смеялись. Гюнтер никогда не слышал, чтобы публика так смеялась. Это был смех новорожденного сопротивления, преодолевший страх и отчаяние. Осознание угрозы того, что в любую секунду с улицы к ним могут ворваться в зал штурмовики СА и арестовать зрителей и исполнителей, придавало силу этому смеху. А если бы «коричневые» и ворвались, публика как ни в чем не бывало продолжила бы заливаться смехом. Невероятным образом Финку удалось возвысить всех над опасностью и страхом.
Из кабаре Гюнтер вышел с надеждой, что режим, над которым начали смеяться, долго не продержится. Однако его оптимизм оказался преждевременным. Спустя всего четыре месяца после прихода Гитлера к власти в газетах сообщили о символическом сожжении книг. Вакханалия началась одновременно во всех университетских городах Германии. Сначала прошли митинги, а с наступлением темноты начались факельные шествия. Само сожжение книг состоялось с одиннадцати вечера до полуночи, во время которого немецкие радиостанции вели прямые трансляции, восторженно комментируя происходящее.
