– Это не о Крусте, – объяснила Вица. – А о Парцесе. Двести десятого дня назначено слушание по внутреннему разбирательству, ты у нас пострадавший.
– А опустить это в печати нельзя? – Ралд застонал.
– Нельзя. – Паук с силой качнулся на голове Вицы. – Парцес – публичная персона, и ты теперь тоже, мелкий ты самовлюбленный карьерист.
– Пошла отсюда, – прошептал Ралд. Вица хамила точно в цель, говоря людям то, что им было неприятно думать о самих себе.
Вица едко захихикала и, быстро шаркая тяжелыми широкими штанинами, покинула его палату.
* * *
Ралд Вицу не любил, и она отвечала ему взаимностью. Ралд вообще не слишком жаловал глашатаев, но после того, как Рофомм Ребус нагрянул на профессиональную попойку рупоров, открыто не любить глашатаев у приличных людей стало дурным тоном.
Однажды террорист внезапно и словно из ниоткуда объявился во Дворце Словесности, когда несколько сотен женщин отмечали День Правды. Ребус, по его словам, пришел дать внеплановую пресс-конференцию, но ведь истинный глашатай может работать и в состоянии алкогольного опьянения.
Он прохаживался между дрожащими женщинами с бокалами в руках, говоря о том, что выделил им всем свое бесценное время, дабы сообщить, что глашатаев он не любит.
– Я в этом не виноват, прошу заметить и зафиксировать. В этом повинна лишь всемирная закономерность, издержки вашей профессии, ну и вы сами, конечно же.
Зрелая дама из репутационного отдела Префектуры с отвращением дернула ноздрями, что не укрылось от внимания террориста.
– Вот вы мне тоже очень и очень давно не нравитесь, не помню вашего имени, госпожа.
– Омм душевнобольной, – собрав в кулак всю храбрость, сказала дама, – иди-ка ты во тьму.
– Да растворишься ты, – мягко ответил Ребус, и из пальцев дамы вылетел бокал, разбившись о мраморный пол, – чем вы там растворяетесь?
Руки ее поползли к горлу, хоть она и явно сопротивлялась. Она принялась душить себя, последними вздохами вопя о помощи. Большинство женщин ринулись врассыпную, а несколько схватили ее за локти и запястья, пытаясь прервать удушение.
– Отпустить! – звучно крикнул Ребус. – Не мешать!
Они покорно и механически отошли от умирающей женщины, а та кончалась на полу со страшными хрипами.
– Никому не расходиться, пресс-конференция еще идет! – продолжал Ребус. Одни послушно – то ли испугавшись, то ли под властью его голоса – застыли на месте, а другие, подобрав юбки, сбегали со ступеней фойе к выходу. Дверь оказалась заперта, и женщины принялись бить кулаками и вопить, чтобы кто-нибудь снаружи их услышал. – Если не прекратите, я вас всех сожгу, – пообещал Ребус, и мало-помалу глашатаи начали успокаиваться.
