– Всё будет как в лучшем отеле, – отрапортовал шеф-охранник. – Даже лучше, чем в лучшем отеле, господин Найцес.
Ралд с надеждой кивал, а сам думал о том, перерастет ли сегодняшний фуршет по случаю окончания процесса в непристойную попойку.
Никто не ожидал, что процесс окончится сегодня, но Председатель (теперь уже просто столичный мэр Кнер Моэ) пуще шеф-охранника клялся, что всё будет в лучшем виде и в лучшем клубе Административного Циркуляра. Переодевшись в парадный полицейский плащ, Ралд направился в клуб «Лацкан» при мэрии. Элегантная вечеринка, по мнению Моэ – это еда на шпажках, порции вина в бокалах, которые одной рукой не удержишь, юноши и девушки из тёплых домов с искусствоведческим образованием и камерный оркестр, играющий старинную многоголосную музыку. Оркестр играл мелодию, чьё звучное тело складывалось из пяти самостоятельных ручейков, такие мелодии назывались сарабандами. Ралд бы этого не узнал, если бы его ещё на входе не поймала наперсница. Продемонстрировав свои познания в музыке, она представилась и спросила, не желает ли господин Обвинитель ее компании в этот чудесный вечер. Ралд вежливо отказался.
– А правда ли, – не отставала она, – что вы привезли на процесс самого настоящего породистого гралейца? У нас в столице их немного, а породистых я никогда не видела.
– Да, он высокий и с залысинами, в длинном кафтане. Но боюсь, что ваше общество его не так сильно развлечет, как требует того ваша профессиональная гордость, если вы понимаете, о чем я, – Ралд прищурился.
Наперсница понимала. Она с деланой досадой всплеснула полными белыми руками, отчего рукава ее платья из паучьего шёлка вздыбились, как волны на горном озере к северу от Акка.
– Как жаль! Но хотя бы посмотрю, что означает отборная физиономия. Правда, поговаривают, что одну такую видели все, кто был на процессе, – она нежно улыбнулась, дотронувшись до локтя Ралда.
– Да что вы? – Ралд поднял светлую бровь.
– Я говорю о нем, – прошептала она. – О молодом Ребусе. Ведь доселе никто никогда, кроме полиции и Равилы Крусты, не видел, как выглядел Ребус до того, как себя изуродовал. Это правда, что он был прекрасен как звездное небо?
– Скорее как быстрая и безболезненная смерть, – недовольно хмыкнул Ралд. Он согласовал с высшими чинами, что обнародует среди почётных граждан портреты Ребуса в обход воплей Дитра Парцеса и ему подобных. Но он надеялся, что доожоговая внешность душевнобольного вредителя, державшего в страхе всю Конфедерацию пятьдесят лет, не станет такой сенсацией.
