Вначале помогал отцу, учил грамоте младших братьев и сестер, затем устроился переписчиком в волостное управление.
На западе шла первая мировая война, донося в Чепухино свои страшные отголоски. Появились вдовы и осиротевшие дети. Возвращались с фронта травленные газами, израненные п искалеченные солдаты. Вот тогда-то он, Николай, и услышал впервые слова «Ленин», «большевики»...
О том, что произошла Великая Октябрьская социалистическая революция, что власть в Петрограде перешла к Советам во главе с В. И. Лениным, жители села узнали от приехавшего из Воронежа агитатора-большевика. Он же зачитал на митинге и первые декреты Советской власти — о мире, о земле.
Тут же было принято решение о разделе помещичьей земли. Шестнадцатилетнего Николая Ватутина, как самого грамотного из сельчан, единодушно избрали председателем комиссии по разделу.
Но недолго просуществовала в Чепухино, да и во всей Воронежской губернии, Советская власть. Уже в начале 1918 года с Украины двинулись сюда войска кайзеровской Германии и гайдамаки, затем их сменили белогвардейцы.
Через год разгулу белогвардейщины пришел конец. Под ударами Красной Армии деникинцы откатились на юг. В Воронежской губернии была восстановлена Советская власть. Ее надо было защищать, и Ватутин вступает добровольцем в ряды Красной Армии...
— Товарищ командующий, — оторвал Ватутина от воспоминаний Семенчук. — Кажется, подъезжаем...
Когда бронетранспортер подкатил к дому и из него вышел Ватутин, первой его увидела младшая сестра Лена. Но бросилась она не к нему, а к раскрытый дверям дома, крича на богу:
— Мама, Коля приехал!
Мать торопливо вышла на крыльцо и тут же оказалась в сильных объятиях сына. Не сказала, а выдохнула:
— Кровинушка ты моя родненькая, дождалась!
Из-за ее спины, плача и смеясь, теребили брата сестры Матрена, Дарья и Лена.
Войдя в дом и сняв шинель, Николай Федорович хотел было по привычке отдать ее Семенчуку, но в последний момент, что-то вспомнив, сказал:
— Погоди, Алексей, я сам... Принеси-ка лучше мой походный чемодан.
Адъютант вышел. А Ватутин, обернувшись с шинелью в руках к двери, удовлетворенно улыбнулся. Гвоздь, тот самый, что вбил когда-то в стену рядом с входом отец, был на месте. На него-то Ватутин и повесил свою шинель.
А вскоре Ватутины уже сидели за семейным столом. И вспомнилось Николаю Федоровичу, как когда-то, еще в пору его детства, они обедали не в хате, а во дворе, за длинным, сбитым из досок столом.
