Элькин обрадовался до пота и тут же стал договариваться и просить, расхваливая себя, что его просто никто не знает, потому что считают за несерьезного человека, а когда женщина его узнает - это гроб, это конец всему!
- Завтра в пять, - сказала Светлана.
- Вечера?
- Утра! - засмеялась Светлана.
Назавтра весь день руки ее были холодны и сердце ныло.
Издали увидела Элькина - отвела глаза.
Около пяти вечера подошла к сестре-хозяйке.
- За ключиком? - радушно спросила та.
- Да...
Взяла ключ, спустилась в подвал, отомкнула комнату, вошла, включила свет - и оглядела окружающее так, будто впервые видела. Колченогие стулья, груды больничного барахла в углу, металлическая больничная кровать, пружинящая и проваливающаяся, на нее навалены два матраца, покрытые темно-синим одеялом... Глянула на часы: пять! Шарахнулась из комнаты, замкнула ее, убежала, быстро переоделась - и домой, домой!
Через день Элькин пришел к ней и сказал:
- Ты извини, срочная операция была. Но уговор в силе!
И ушел, не уточнив, каким образом уговор в силе.
Бедный Элькин, бедная я, думала Светлана.
Вдруг: Печенегин!
Здравствуйте, Денис Иванович, какими судьбами?
Товарища пришел проведать.
А, ну ладно. Как жизнь?
Нормально.
Ну, пока.
Пошла. Обернулась - и ощущение возникло, что она ведь, гадина такая, чуть не изменила с Элькиным - и не мужу, а Печенегину!
Окликнула его, уже уходившего. Просила прийти, если сможет, часов в пять вечера сегодня. С гитарой. Соскучилась по музыке, сказала. По нашей комнатке соскучилась, сказала.
Приду, сказал Печенегин. И пришел.
Музыки не было.
С того дня прошло десять лет.
В течение этих десяти лет примерно раз в неделю Печенегин в предвечернее время исчезает из дома. Никто не знает, куда.
У Светланы родились два мальчика. Ринат любит их.
Они от него.
Светлана знает это почти точно.
Ринат успокоился, продолжил прежние увлечения, правда, все чаще стал выпивать вино и водку, попал в аварию, перестал ездить шофером, а потом, во времена уже недавние, приняв наследство дел, планов и стремлений умершего отца, стал главой родственного торгово-экономического сообщества, пить бросил, увлечения стали другими - уже без любви, уже Ринат не тратил своих карих глаз, которых, впрочем, почти не видно стало из-за прищуренных век, и щеки его оплыли, и живот все растет, и чем больше Ринат становится сам некрасив, тем больше нравится ему покорить красавицу, потому что умное обаяние авторитета он уважает больше глупого обаяния внешности.
