В мае 1799 года пять членов рода были приняты в Орден не просто как «рыцари по праву», но как «рыцари по праву рождения» (т. е. происхождения); одновременно их уравняли в достоинстве с младшими сановниками Ордена через пожалование им почетных командорских званий. Орденский статус Головкиных — как в качестве действительных кавалеров Ордена, так и в качестве почетных командоров — был объявлен наследственным.
[47] Однако выводить из «головкинского прецедента» существование наследственных командорств в России было бы грубой ошибкой. Командорское достоинство графов Головкиных было чисто титульным, не подкрепленным никакими орденскими имениями; в системе внутреннего устройства Ордена члены рода были только кавалерами по праву (за исключением тех, кто лично получал более высокое звание).
[48] В любом случае положение Головкиных в Ордене было из ряда вон выходящим — об этом говорит и то, что они были первоначально вынесены в отдельный членский список, и то, что позднее (к 1803 году) они стали числиться «просто» кавалерами, без указания на командорское звание. Остается добавить, что род Головкиных прервался еще в XIX веке. Родовое прозвание Головкиных было передано по высочайшему повелению представителям княжеских родов Голицыных и Салтыковых; но это не сопровождалось ни передачей им графского титула, ни других «почестей» рода — российских или тем более орденских. Беспрецедентный орденский статус Головкиных — единственных обладателей потомственного (пусть лишь титульного) командорского достоинства в Ордене — отошел в прошлое.
Последним аргументом тех, кто приписывает Павлу I полную переделку Державного ордена, оказывается поглощение орденского государства Российской империей. Включение магистерского титула в императорский, издание совместных (императорско-магистерских) актов толкуются как симптомы полного смешения юрисдикций; Россия якобы поглотила орденский суверенитет так же, как и суверенитеты Грузии и Польши. Последнее сопоставление, приводимое таким блестящим историком, как бальи фра Кирилл князь Туманов[49], замечательно по своей неточности. Как известно, ни потеря Грузией автономии, ни поглощение Польши Россией не являлось делом рук Павла I. Апелляция к «духу российской политики вообще» едва ли целесообразна в контексте конкретно-исторического исследования.
Показательно, что и сам князь Туманов рассматривает поглощение Ордена российской монархией как нереализованную опасность, успешно преодоленную госпитальерами. Туманов не преувеличивает и интеграторский пафос Павла, свидетельствуя, что император не установил никаких административно-политических механизмов для удержания Ордена в «вечном» подчинении российской короне. Напротив, сформированный Павлом Священный совет (высший орган орденского управления), большинство в котором имели православные, эффективно содействовал в 1801–1803 годах соблюдению легитимного, строго традиционного порядка в Ордене.
