Я не понимал тогда истинного смысла этих слов и нисколько не мог утешиться этим ответом, потому что прекрасно знал, что все нацелено на мою физиономию и спрятаться за Марецкой, стоящей спиной к аппарату, мне не дадут.
Но вот пришел момент съемки, все заняли свои места, наступила тишина. И тут, в последний раз плюнув на свое самолюбие, я сказал, обращаясь к режиссерской группе, что не смогу, не сумею и не знаю, как играть эту сцену. Стоящая рядом Вера Петровна спокойно и даже, как мне показалось, с улыбкой сказала: «Да ты не думай об этом».
Откровенно говоря, я рассердился на ее равнодушие, подумав, хорошо, мол, стоя спиной к аппарату, так советовать.
Я занял свое место на табурете.
Мотор! Съемка началась.
Пошла сцена. Я чувствовал, как она идет, буквально долями секунды. От страха у меня пересохло в горле, я едва произносил текст. Сейчас, вот-вот это наступит. Я должен повернуться к матери, и… я точно понял, что после этого «и» прерву съемку и откажусь от нее, что бы тут ни было!
По инерции, только по привычке, выработанной на репетициях, я все же как-то оглянулся и первое, что увидел ясно, «крупным планом», глаза Веры Петровны, полные слез.
Она хотела сказать: «Паша!» – но не смогла договорить, и получилось: «Паа», – и снова она повторяла, и снова: «Па! Па!»
Я не отрываясь смотрел на нее и уже не видел ничего вокруг, ее дрожащая рука вдруг коснулась моей головы, в это мгновение я почувствовал, что по моему лицу катятся слезы. Я совершенно забыл, что Вера Петровна стоит спиной к камере, что ее игры не увидит зритель, да и сейчас не видит никто, кроме меня.
Она играла только для партнера, мало того, Вера Петровна играла и за меня, так как от меня требовалось одно – смотреть на нее.
Как бы плохо, непрофессионально и невыразительно я ни бормотал в тот день свою роль, главное было другое – рухнула проклятая стена страха, и родилась какая-то надежда, а вместе с тем и желание пробовать делать то, что лежит в ряду чужого амплуа.
Фильмы «Летят журавли» и «Дорогой мой человек»
Следующей работой в кино нежданно-негаданно стала роль Бориса Бороздина в фильме «Летят журавли» по пьесе Виктора Розова «Вечно живые» у режиссера Калатозова на «Мосфильме».
Надо сказать, что в пьесе, которая с шумным успехом шла в «Современнике», не было и не могло быть ни одной сцены на фронте. Мой герой появлялся только в первом акте спектакля, а о его гибели семья узнавала в самом финале.
Но в кино свои законы, и как бы автору ни хотелось сохранить уже написанную пьесу, для фильма ему пришлось дополнить ее новыми, чисто кинематографическими эпизодами.
