Я стал директором «Современника», когда мне было тридцать четыре года. Даже меньше, чем отцу в начале войны. И я не думаю, что театр со штатным расписанием в 280 человек был меньше, чем санитарный поезд. Не могу сказать, где и как я научился руководить… Но знание многоходовых комбинаций в советское время, того, что и как достигается, и определенный опыт у меня уже были. Короче говоря, все сложилось: и генетическая предрасположенность, и очередной поворот судьбы. Такие, как говорят медики, этиология и патогенез.
Но не надо думать, что у нас в Подвале все так идеально и бесконфликтно. По-разному бывает. Однако постоянное наличие рядом «людей на своем месте» дает чрезвычайно важную возможность доверять. А доверие – это такое продолжение тебя. Когда ты не «один в поле», а значит «не воин», а вас уже двое, трое, четверо, а иногда и гораздо больше – столько, сколько нужно, чтобы справиться с конкретной задачей. Вот это и есть, наверное, строительство Дела. Более точной формулировки я даже не могу привести.
Саша Стульнев помогал мне строить и художественно-производственные мастерские, и школу, и новое здание нашего театра. Решения мы принимаем вместе, а, так сказать, досмотр, проверка, контроль и мониторинг – это все осуществлялось и осуществляется исключительно через него. Одному мне было бы раза в два тяжелее.
В извечной схоластической дискуссии, сколько живет театр (имеется в виду живой театр), в диагностике ибсеновских «двадцатилетий» подвальный театр, наверное, является опровержением всех плановых расчетов рождения и смерти театрального организма.
Напоминаю, что Подвал был затеян в самое неподходящее время. Как написано у Блока, «рожденные в года глухие пути не помнят своего». Так вот, рожденный не то что в глухие, а совсем в «заглохшие» годы, наш маленький театр-студия не только выжил. Он всесторонне развился, занял свое видное место на театральной карте Москвы и обрел преданного зрителя – как в столице, так и в ее разноудаленных окрестностях вплоть до заокеанского пространства. Мало того, театр умудрился все свои завоевания не растерять и даже очевидно их преумножить, и это несмотря на кардинальную смену социально-экономического строя в нашей стране и резко возросшую в связи с этим конкуренцию. Внутренняя «температура» театра то понижалась, то повышалась, его силы разворовывались кинематографом и телевидением, но в последние несколько лет он вновь обрел здоровый сердечный ритм. Случилось это не при помощи кордарона и шунтирования. Так, наверное, сложились звезды, плюс сказалась кадровая политика, проводимая мной, а все это вместе взятое привело к тому, что жизнь подвального театра обрела стабильный характер.
