Я забыл, что ответил ему, но он не стал углубляться.
— Очень хорошо, — продолжил он. — Обдумайте все и возвращайтесь завтра в половине пятого. Если у вас не найдется убедительных причин для отказа, мы будем считать вас нашим сотрудником, и я сообщу вам дальнейшие детали.
Он позвонил в звонок. Появилась молодая женщина и проводила меня до выхода, пробравшись сквозь путаницу коридоров, как мне показалось, с достойной изумления ловкостью.
Сгорая от любопытства и уже загипнотизированный тайнами этого надземного лабиринта, я рискнул задать вопрос моей провожатой.
— Что это за учреждение? — спросил я.
Я заметил огонек в ее глазах. Она пожала плечами и, не ответив, нажала кнопку лифта.
— Доброго дня, — сказала она, пропуская меня в кабину.
На следующий день уже другая девушка провела меня вверх-вниз по узкой лестнице до кабинета полковника. Я нашел его в довольно просторной комнате с мягкими креслами и книжными шкафами во все стены. По-видимому, он считал совершенно естественным, что мне нечего было сказать.
— Я вкратце объясню вам, что нам от вас нужно, — начал он. — Потом можете высказать все, что хотите, и я провожу вас на собеседование к… э-э-э… к шефу. Если в двух словах, мы хотим, чтобы вы вернулись в Советскую Россию и присылали нам отчеты о тамошнем положении дел. Мы хотим быть полностью в курсе того, что думают все слои общества, знать, какой поддержкой пользуется правительство большевиков, как развивается и меняется его политика, каковы перспективы смены режима или контрреволюции и какую роль во всем этом играет Германия. Что же касается способа проникновения в страну, прикрытия, под которым вы будете там жить, и как будете присылать свои отчеты, то мы оставляем это на ваше усмотрение, так как никто лучше вас не знает местных условий.
Он изложил свои взгляды на Россию и попросил меня подтвердить их или поправить, а также назвал имена нескольких англичан, с которыми я мог бы вступить в контакт.
— Я узнаю, готов ли… э-э-э… шеф, — наконец сказал он, вставая. — Вернусь через минуту.
Комната выглядела обычным кабинетом, но на столе не было никаких бумаг. Я встал и оглядел полки с книгами. Мое внимание привлекло прекрасно переплетенное собрание сочинений Теккерея, кажется, в зеленом марокене[4]. Одно время я баловался переплетным делом, и книги в художественных переплетах с тех пор никогда не оставляют меня равнодушным. Я снял с полки томик «Истории Генри Эсмонда». К моему недоумению, книга никак не хотела раскрываться, пока я случайно не провел пальцем, как мне казалось, по обрезу, и вдруг она открылась сама собой и оказалась шкатулкой! В изумлении я чуть не уронил ее, и на пол выскользнул бумажный лист. Я торопливо подхватил его и заглянул. В заголовке значилось Kriegsministerium, Berlin (военное министерство, Берлин), ниже был отпечатан герб Германской империи, и весь лист был исписан мелким почерком на немецком языке. Я едва успел сунуть его обратно в шкатулку и поставить том на полку, как вернулся полковник.
