— Квартира номер 5 на третьем этаже, — сказал он. — Можно подняться вместе.
Узкая лестница была завалена мусором. Марш трижды громко стукнул кулаком в дверь с номером 5, и ее открыла женщина в простом черном платье, которая приветствовала Марша возгласами радости и облегчения.
— Ага, Мария, — шумно воскликнул он, — а вот и я, как видишь, пока не зацапали. И не зацапают, если только у меня на плечах голова, а не тыква!
Мария была его экономкой. Она вопросительно посмотрела на меня, очевидно сомневаясь, следует ли меня впускать. Марш громогласно расхохотался.
— Все нормально, Мария! — крикнул он. — Пропусти его. Это мой товарищ — товарищ по несчастью и — ха-ха-ха! — да и с виду тоже мы с ним вылитые «товарищи», а, Мария?
Мария с любопытством улыбнулась.
— Да уж, настоящие «товарищи», — медленно произнесла она.
— Кстати, — спросил Марш, когда мы проходили в комнаты, — под каким именем вы тут?
— Афиренко, — сказал я. — Но это по документам. Скажите Марии, что меня зовут Иван Ильич.
Мария поставила самовар и достала черный хлеб и масло.
— Эта квартира, — сказал Марш с набитым ртом, — принадлежала моему деловому партнеру. Красные взяли его по ошибке, перепутали с кем-то другим. Этот болван чуть не… (тут Марш использовал непарламентское выражение) от страха, когда его арестовали. Три дня просидел в каталажке. Ему уже сказали, что расстреляют, как вдруг, к счастью для него, поймали того, кого нужно. Тогда его выпустили, и я переправил его через границу. Скоро о нем забудут. Днем это одно из самых безопасных мест в городе.
В квартире почти не было мебели. В одной комнате стоял голый обеденный стол, в другой — письменный. Дополняли обстановку старый диван и несколько стульев. Окна были настолько грязные, что стали непрозрачными и почти не пропускали света с узенькой улочки. Хотя было около полудня, на столе в комнате, где мы сидели, горела керосинка. Электричество подавали все реже и реже, лишь на несколько часов по вечерам.
Марш сидел и рассказывал о своих приключениях и работе, которую выполнял для граждан из государств-союзников. Его ферму в деревне захватили и разграбили, бизнес в городе разорился, он долгое время находился под подозрением и все же упорно отказывался уезжать. Но он непрерывно думал об арестованной жене. Время от времени бурный поток его речи внезапно прерывался. Он проводил рукой по лбу, и в его глазах появлялось отстраненное и тревожное выражение.
— Если бы только это была обычная тюрьма, — говорил он, — если бы это были люди. Но эти!.. Кстати, вы пойдете со мной к Полицейскому? Я встречаюсь с ним через полчаса.
