– Правильно!
– Давайте голосовать!
– Одну минутку, – прогремел знакомый всем голос Эйба Кессона, который приобрел свои ораторские навыки на бесчисленных политических митингах, – Прежде чем приступить к голосованию, мне бы хотелось сказать вам несколько слов о положении вообще. – Он встал со своего места и вышел вперед, так чтобы быть на виду у всех. – Я не буду касаться вопроса о том, хороший ли у нас раввин, или плохой. Зато скажу о тех самых общественных связях, которые упомянул мой друг Эл Бекер. Как вы все, конечно, знаете, когда епископ назначает католического священника в какой-нибудь приход, он там и остается до тех пор, пока сам епископ его оттуда не отзовет. Если же он приходится какому-нибудь прихожанину не по душе, то прихожанин этот волен… выйти из общины. В протестантских общинах дело обстоит несколько иначе, но и у них пастора не выгонишь просто так, а лишь, если он в чем-нибудь провинился, и провинился крепко. – Он несколько понизил голос и продолжал более непринужденно. – Ну, вы знаете, конечно, что вот уже десять лет, как я бессменно председательствую в республиканском комитете округа, так что мне очень хорошо известно, что думают о нас наши христианские друзья и сосёди. Им совершенно непонятно, как это еврей может вдруг восстать против своего раввина только потому, что ему не нравится шляпа, которую носит его жена. Для нас же это нечто само собой разумеющееся. Как политический деятель с тех самых пор, как я себя помню, я хорошо знаком с положением дел во всех конгрегациях: Линна, Салема и даже Бостона. Когда нанимают нового раввина, друзья старого раввина автоматически становятся в оппозицию к новому. Уж так у нас принято и мы все это знаем. А вот христиане этого никак не понимают. Если же мы теперь возьмем и выгоним раввина, они обязательно подумают, что у нас на это веские причины. А какая причина придет им на ум? Давайте, друзья, подумаем над этим. Всего несколько дней назад во дворе синагоги нашли убитую девушку. Все знают, что в это самое время раввин сидел у себя в кабинете. Во дворе стояла его машина, а в машине нашли сумку убитой. Все мы знаем, конечно, – и полиция знает тоже, что раввин тут совершенно ни при чем…
– А почему, собственно? Вдруг это он и есть, – крикнул кто-то из зала.
В зале воцарилась гробовая тишина, и уже одно это свидетельствовало о том, что та же мысль, пусть и не в такой резкой форме, приходила на ум кое-кому еще.
