– После этого ты ее больше не видел?
– Что ты хочешь сказать этим? Куда ты гнешь, черт возьми?
– Ты же собирался подбросить ее в Линн…
– Ну так что?
– Вот я и подумала, не подобрал ли ты ее на автобусной остановке? А то, может, столкнулся с ней в самом Линне…
Краска гнева залила его смуглое лицо. Он медленно встал из-за кухонного стола.
– Давай, давай. Выкладывай теперь все. На что ты намекаешь?
Она немножко испугалась, но зашла слишком далеко, чтобы отступить.
– Ты думаешь, я не видела, как ты пожирал ее глазами? Откуда я знаю, что ты не встречался с ней, когда она была выходная? А то даже здесь, когда меня дома не было?
– Вон оно что! Стоит мне посмотреть на девушку, и все – я уже сплю с ней. А потом, когда она мне надоела, я взял и убил ее. Вот это ты хотела сказать? Теперь осталось только, чтобы ты выполнила свой гражданский долг и пошла в полицию…
– Ты же знаешь, Джо, что я этого никогда не сделаю. Я только подумала, что, может быть, кто-нибудь видел тебя с ней. Тогда я могла бы сказать, что это вы по моему поручению поехали.
Он схватил сахарницу со стола.
– Мне бы следовало разбить тебе голову за это!
– Да? Только не вздумай разыгрывать передо мной целку, Джо, – завизжала она. – И не говори мне, что не стал бы волочиться за домработницей. Я видела, как ты сажал ее в машину с детьми, и как ты увивался вокруг нее, когда помогал ей сойти. Мне ты почему-то никогда не помогаешь. Я наблюдала за вами вот из этого самого окна. А Глэйдис ты забыл? С ней у тебя тоже ничего не было? Разве она не ходила совершенно голая у себя в комнате, пока ты тут распивал кофеи при почти открытых дверях? И сколько раз…
В дверь позвонили. Вошел Хью Лэниген.
– Миссис Серафино? Мне нужно спросить вас кое о чем.
Элис Хаскинс, проживавшая по улице Брин-Мор 57, мать двух детей и в ожидании третьего, провела начальника полиции в гостиную. Пол был весь обтянут светло-серого цвета ковром, мебель – модерная датская, как-то странно изогнутая, из полированного тикового дерева и парусины, но сиделось в ней, в высшей степени удобно. Пластина из черного ореха на стеклянных ножках служила кофейным столиком. На одной из стен висела большая абстрактная картина, смутно напоминающая женскую голову, а на второй – маска из черного дерева с тщательно выведенными чертами лица в белом. Повсюду стояли хрустальные пепельницы и почти все они были доверху забиты окурками. Это было одно из тех помещений, которое могло выглядеть красивым, но только при условии, что оно было бы тщательно убрано и все лежало бы на своем месте. Меж тем в комнате царил настоящий балаган: на полу валялись игрушки, красный детский свитер повис на кресле из гнутой стали, обтянутой белой кожей, на камине стоял недопитый стакан молока, на диване валялась помятая газета.
