— Видишь, приходится из-за тебя в шпиёна играть.
— Не от меня же ты маскируешься, Иван Робертович, — ответил Серёга.
— Лямичев объявил тебе войну. Матери-одиночки — начало. Будут и другие провокации. Если поддашься, то меня пошлют винтить твоих парней.
— И что же тебе в этом не нравится, Иван Робертович?
Ивану Робертовичу не нравилось, что «Коминтерн» неуправляем. Свои деньги полковник получал за то, что несистемные деятели не мешали делам системных. Но «афганцы» переиграли исполком. Нюхом старого карьериста Свиягин учуял: собственные промахи Лямичев захочет исправить руками милиции. Для Свиягина это закончится катастрофой. Её надо предотвратить.
— Меня, Серёжа, беспокоит, что у меня будет бунт. Если моим ребятам прикажут штурмовать твои дома, то мои откажутся выполнять приказ.
В таком случае Свиягину придётся подавать в отставку.
— Зришь в корень, полковник, — довольно сказал Серёга. — В милиции у тебя работают двести два «афганца». Сорок три получили здесь квартиры.
— Это называется «пятая колонна».
— А у нас это называется «афганская идея».
— И что же нам всем делать, сынок? Будем договариваться?
Серёга торжествовал, но старался этого не показать. Он считал, что повязал милицию по рукам и ногам, что может теперь диктовать условия.
— Давай, — охотно согласился Серёга. — Я не поведусь на провокации, а ты, Иван Робертович, не присылай ко мне ОМОН. И живём мирно.
Полковник по-отечески улыбался Лихолетову. Парень молодец. Сумел подобраться для укуса. Однако главное в укусе — не разжимать челюстей.
— Идёт, командир. Но учти, что твоих бойцов я всегда могу вычистить с работы. Ты за них отвечаешь. Так что мы оба держим друг друга за яйца.
Свиягин покровительственно похлопал Лихолетова по плечу и встал.
— Уютно тут у вас, — оглядываясь, заметил он. — Подо мной фирмочка работает, кабельное телевидение проводит. Скидку сделает. Сосватать?
— Подумаю.
— Подумай, Серёжа. Я всё понимаю. Я вам не враг. У меня сын в Афгане служил. Я на полголовы поседел. Пятьдесят шестая бригада, Кундуз.
— А чего он в «Коминтерне» не состоит?
— Он в Москве. Зря я, что ли, в Батуеве ишачу?
И с июля 1992 года началась осада домов «на Сцепе», она же — «афганское сидение». Горисполком не выдавал «Коминтерну» ордера на квартиры, Лямичев искал способ освободить высотки, а парни упрямо ждали, когда власть сдастся. Никто не думал, что ожидание растянется почти на год. Серёга просил Немца потерпеть всего-то месяц-другой. Для Немца квартира превратилась в гибрид КПП и казармы. В «блиндаже» всегда торчали двое-трое дозорных: курили и пили пиво, смотрели видик, играли в карты, болтали и ржали, куда-то звонили, варили пельмени, дрыхли на раскладушках.
