В «блиндаже» ожидали какой-нибудь силовой акции: солдат на БТРах, автозаков, пожарных расчётов с водомётами. А «на Сцепу» приехал автобус ПАЗ, раскрыл двери, и под балконом «блиндажа» во двор спокойно прошли какие-то усталые тётки, а с ними телебригада областного канала. Оператор растопырил штатив и установил камеру. Тётки выстроились на детской площадке и подняли плакаты: «Мой сын бездомный!», «Вы живёте в наших квартирах!», «Я мать-одиночка, я ночую на улице!», «Имейте совесть!»
Тётки принялись нестройно скандировать:
— Отдайте детям кров! Отдайте детям кров! Отдайте детям кров!
Журналист с напором заговорил в объектив:
— Это митинг матерей-одиночек возле домов, захваченных Комитетом воинов-интернационалистов. Женщины требуют от «афганцев» освободить их квартиры, выделенные для них городским отделом соцобеспечения!
На площадке прогуливали детей молодые мамашки, жёны «афганцев». Они похватали малышей на руки и ошарашенно разглядывали орущих тёток. Понятно было, что эти несчастные бабы митинговали по приказу исполкома.
— Солдат, верни ребёнку дом! Солдат, верни ребёнку дом!
— Это мы, что ли, вас обобрали? — вдруг взвизгнула Лена Спасёнкина.
— У меня муж без ноги! — истерично завопила Настёна Флёрова. — Вы кому поверили, сучки драные? Убирайтесь с моего двора!..
Настёна захлебнулась слезами. Подруги бросились успокаивать её, но с разных сторон на площадке заплакали перепуганные дети.
Тётки, что выкрикивали лозунги, сбились и замолчали. Они смотрели на этот двор с качелями, на лоджии, где сушилось бельё, на злых захватчиц, что прижимали к себе ревущих малышей, и тоже не выдержали — друг за другом заплакали в голос. Девчонки «афганцев» рыдали от обиды и от сочувствия, а матери-одиночки — от замордованности и тоски: ни жилья у них, ни мужей.
— Снимать, как они все воют? — хмуро спросил журналиста оператор.
— Да катись они все, — ответил журналист.
Вскоре после матерей-одиночек во двор вошёл сухопарый пожилой мужчина в просторном дачном костюме. У гостя была выскобленная до красноты служивая физиономия. Гость присел на скамейку, понаблюдал за малышами и мамашами, окликнул одну и попросил позвать Лихолетова.
— Узнаёшь меня? — негромко спросил визитёр у Серёги.
— Узнаю, — усмехнулся Серёга. — Свиягин Иван Робертович, полковник.
Свиягин был начальником городской милиции.
— Неплохо у вас тут, сынок, — сказал полковник. — Вижу, детишек много.
Серёга сразу понял: хотя полковник выглядит как хищник, но на деле — сторожевой пёс. Изображает из себя слугу царя, отца солдатам.
