Мирошников кивнул и вспомнил: ежегодно утром двадцать второго июня теща ставила перед тестем алюминиевую кружку, налитую с краями водкой, к ней — кусок черного хлеба с солью, картофелины, луковицы, — он по-фронтовому и в полном одиночестве воскрешал этот черный день и светлую память о погибших однополчанах. В этом году исполнилось сорокалетие начала Великой Отечественной и Николай Евдокимович изменил своему правилу — заставил зятя взять отгул, поскольку двадцать второе июня пришлось на понедельник, и роковую годовщину они отметили вместе, и Мирошникову дали алюминиевую кружку, посыпанную солью ржаную горбушку, картошку в мундире и головку репчатого лука. Не привыкший пить по утрам, натощак, он охмелел, и ему почему-то хотелось плакать, глядя на сурового, старого, израненного человека, прошедшего, как сам говорил, Отечественную от звонка до звонка.
— Я был комбатом, звание — капитан… Немецкий удар встретил под Перемышлем. В первой же бомбежке погибли жена и сын… Лидия Ильинична, твоя теща, — это боевая подруга, санинструктор, с ней мы сошлись в сорок третьем, когда я уже полком командовал. А в сорок четвертом уже командовал дивизией, и родилась Машенька, мужем коей ты ныне состоишь…
— Состою, — сказал Мирошников, дивясь хитросплетению жизненных случайностей: он еще не родился, а где-то в уральском тылу появилась на свет девочка, предназначенная судьбой ему в жены, в матери его ребенку. Она родилась в войну, он — после, война как бы разделила их, а в действительности свела каким-то загадочным образом. Но ведь все-таки могла и не свести, если бы в ее лихие годы погиб хоть кто-то из них: Лидия Ильинична, Николай Евдокимович, его мать и его отец, который, кстати, тоже участник войны, был лейтенантом. Ермилов закончил Великую Отечественную генерал-майором, однако дело тут не в званиях и должностях. И даже не в том, что вскоре после войны Николай Евдокимович из-за ранений вышел в отставку, а отец стал взбираться на научные вершины. А в том, видимо, что его и ее родители — люди войны, а они с Машей — эхо этих людей. Но Витюша уже не должен зависеть от прошедшей войны. А от будущей? Неужто состоится третья мировая? Кто и что после нее, термоядерной, останется? Не может быть никакой ограниченной ядерной войны, будет всеобщая катастрофа. И напрасно за океаном думают отсидеться…
Август шуршал за окнами зеленой и желтой листвой, солнечные лучи пронизывали террасу, ложились на пол, как ковровые дорожки. По этим дорожкам шествовал величественный и полосатый котяра Сергей Сергеич, и шерсть на его боках отливала шелковистым блеском, и загадочно мерцали желтовато-серые глаза.
