— Этому мальчику? — Ёл постепенно утрачивал желания, само понимание происходящего медленно ускользало. Он сдавался. Он устал. Неимоверно устал. Всё, что ему хотелось, это уснуть. Все понимали происходящее и молчали. Голос Хранителя становился все мягче:
— Этому. Ему никак нельзя без нее. И разделить ее невозможно. Геометр доказал.
— Доказательство, да?
— Доказательство. Из которого нет Исключений.
— Мне пора. — Ёл вдруг нервно встрепенулся. Решил.
— Давно пора, — Пёс вздохнул и остановил взглядом поднявшегося было Мана.
Хранитель, развернув инвалидное кресло, вышел из дома, провожая решившегося уйти.
Они оказались в мутной холодной дымке двора. Бесшумно выбрались на улицу. Пёс достал циркуль и сложенный в ровный квадрат чертеж. Развернул жесткую бумагу, описал на ней круг, не касаясь грифелем.
— Ты должен уйти. Прошлого не изменить. Отпусти невоплотимые желания, отдай тело тому миру, которому оно принадлежит…
— Там? — Ёл посмотрел в небо. Он чувствовал облегчение и покой.
— Там.
Очередной идеально ровный круг. Тело, разорвавшиеся оковы устремления растворялись легким свечением. Пёс постоял некоторое время, глядя на облачный горизонт, свернул давно готовый чертеж — первый самостоятельный в его жизни, и вернулся в дом.
Грустные и такие серьезные глаза молодого человека смотрели на женщину с очередного наброска. У парня волосы стянуты в хвост. Рука что-то сжимает в кармане. В правом нижнем углу уверенным 2М выведена латинская цифра. XVIII.
Глава одиннадцатая. Сколько верёвочке ни виться…
Он услышал и слабо улыбнулся. Низкой густой нотой совершился переход по первому графику Хранителя. Геометр потер глаза, откладывая чертежные инструменты. Такое событие стоило того, чтобы на несколько минут оторваться от работы. Значит, всё-таки сообразил этот странный человек, что теперь никто ему не поможет, или попросту устал. По сути, математику было всё равно, его интересовало другое: как ученик справился с этим. Никогда прежде начинающие не производили переходов без участия Геометров. Что ж, его наследник будет первым. Пёс начертил хороший график, ровный. Тело вернулось туда, где ему место, покинуло Теневую, утратило ненужное устремление. Геометр не думал о смерти — ему стоило думать только о жизни. Нельзя назвать этот переход полноценным, это не душа выходила за пределы границы, но вряд ли кто-то мог похвастаться тем, что смог вывести тело человека из Теневой. Удовлетворенно выдохнув, Геометр вернулся к бумаге, взял в руки карандаш и тут же отложил его. Снова вернулось волнение:
