Киевский триптих | страница 2
Позади него кто-то был. Кто-то, бесшумно спустившийся на борт. Нос «Самсона» уже выглянул из-под моста, но его зловещая громадина нависала прямо над Семашко, скрежетала, вдавливала в воду, спирала дыхание. Семашко не рисковал оборачиваться. Только видел, как пар чьего-то зловонного дыхания растворяется над плечом. Матрос едва слышно заскулил, ссутулился, натруженные пальцы впились в растрепанный канат.
Он услышал, как кто-то расправил крылья, почувствовал, как ночной воздух обдал холодом взмокшую спину, и обернулся.
На него смотрели алые угольки глаз, а Луна, вырвавшаяся наконец из-за моста, осветила морду чудовища, его рот, растянутый в хищном оскале, клыки, с которых капала горячая слюна…
Семашко открыл рот, но не смог произнести ни звука, веки его подергивались, а волоски на теле встали дыбом. Существо продолжало глядеть на матроса — и улыбаться. Последнее, что помнил Семашко, клацнувшие у носа клыки.
Существо довольно хрюкнуло, окинуло багровым взором палубу, повело плечами и взмыло ввысь, выписало хитрый кульбит на фоне бледнеющей луны и скрылось за одним из холмов: до рассвета нужно попасть на Банковую, среди десятков бетонных химер никто не различит развлекающуюся по ночам горгулью.
Утром матросы хохотали до колик, а обиженный Семашко надуто отмахивался. Что такого: упал в обморок, с кем не бывает. Примерещилось, вот организм и отказался действовать. Что примерещилось, рассказал только капитану, дрожа и заикаясь, чувствуя еще слабость и страх.
Капитан долго пронзительно смотрел, затем кивнул, похлопал Семашко по плечу и ничего не сказал о партсобрании.
Картина вторая
Некоторые люди верят, что если выйти зимней лунной ночью на Андреевский и спуститься по нему не оглядываясь, а у самого подножья обернуться, то можно увидеть тонкие, едва различимые в морозном свечении нити, которые протянулись от спины к куполу Андреевской церкви. «Боженька скоро заберет», — скажут, едва завидев, бабушки-молельщицы.
Однажды София перестала быть Софой. Она проснулась среди ночи, чтобы сделать глоток воды, да так и застыла в постели, неотрывно глядя на входную дверь. Там кто-то ждал, звал могучим глубоким голосом. София чувствовала, как ее вытягивает, почти выбрасывает из постели, но из последних сил цеплялась за край кровати, шумно дыша.
— Софочка, ты чего? — младшая сестра сонно прищурилась. — Приснилось что?
— А ты… ты не слышишь разве?
Галинка отрицательно покачала головой: тишина, ночь, слышно только, как отец храпит. София осторожно опустила ноги на холодный пол.