Педель же, ожидаемо, озвучил:
— На экзаменационные испытания вызывается Ормонд Терн!
На что я поднялся и, прихватив папку с работой, зашел в аудиторию. Комиссия состояла из нашего наставника истории, а также трёх неизвестных мне, но явно политизированных типов: результат обучения традиционно оценивали не сотрудники гимназиума. Политики из различных управ, или, возможно, служащие Академии.
Ну а я, подойдя к кафедре, представился, поклонился и выложил работу. И отошёл, ожидая, пока комиссия с ней ознакомится. Ожидание растянулось минут на сорок, в течении которых я скорее “старался не думать”, нежели обдумывать. Всё же, свалиться сейчас в обморок либо оросить комиссию недавним завтраком пусть и бесовски оригинально, но никак не будет способствовать моим целям и желаниям, констатировал я.
— Дельно, — наконец, изрёк один из экзаменаторов. — Видна работа мысли, а не переписывание чужих книг.
— Есть спорные моменты, — поморщился один из экзаменаторов. — Впрочем, соглашусь, это скорее наличие своих мыслей, нежели незнание потребного, — на что третий просто покивал.
Наставник же мне просто улыбнулся: он выступал как представитель гимназиума и “защитник” экзаменуемого (и своих навыков) в случае, если комиссия будет излишне сурова. После чего ко мне последовали вопросы, как по теме работы, так и по теме истории в целом. Память Орма не подводила, до вопроса, несколько выбившего меня из колеи.
— Сие пребывает за рамками учебной программы, господин экзаменующий! — автоматически ответил я.
— Нагле-е-ец, — с ухмылкой ответил дядька, с совершенно греческим, лишенным переносицы, носом. — И всё же, господин экзаменуемый, вы не ответили на вопрос. Не знаете?
— Смутно, — ответил я. — Насколько я читал, в не самой заслуживающей доверия литературе, на островах меж Азией и Австралией Великого Океана, этнос эклектичен. Составляет смесков из мигрирующих азиатов и австралийцев, по крайней мере, в запрашиваемый вами период, — ответил я.
— Наглец, но знающий, — поставил мне диагноз тип. — А то всё “голозадые чёрные папуасии, пожирающие друг дружку, иной пищи не приемлющее” — явно процитировал он кого-то, с иронией смотря на наставника.
— Всё же, Добродум Аполлонович, юноша прав, это выходит за пределами учебного курса гимназиума, — ответствовал наставник.
— А в остальном, Ормонд Володимирович, как вы науками овладели? — поинтересовался злонравный Добродум, причём остальные экзаменаторы на сей произвол промолчали.
