Натянув спортивные штаны, я крадусь вниз по скрипучей лестнице. В доме пахнет овощным стир-фраем, который я вчера готовила на ужин. После еды мы с Фло устроились на диване с большим пакетом «Эм-энд-Эмс» и смотрели «Смертельное влечение», пока я не обнаружила, что она уснула у меня на плече. Какое-то время я ее не тревожила, наслаждаясь этой близостью. Когда была маленькой, она сворачивалась калачиком у меня на коленях, пока мы вместе смотрели фильмы. Только она и я. Так было всегда.
Отец Фло умер, когда ей было всего полтора года. Она его практически не помнит. На него напали прямо в церкви. В борьбе с нападавшим он упал и ударился головой. Я рассказала об этом Фло, когда она была достаточно взрослой, чтобы это понять. Я также рассказала ей, каким замечательным отцом он был и как сильно ее любил. И это правда. По большей части. Но, как и во многих других случаях, это лишь один из вариантов правды. История, рассказанная столько раз, что я и сама уже почти в нее верю.
В конце концов вскоре после полуночи я растолкала Фло и мы еле дотащились до постелей. Наши грязные тарелки все еще валяются в раковине. Разбитый фотоаппарат Фло лежит на кухонном столе. Я подхожу и беру его в руки. Понятия не имею, во сколько обойдется ремонт, но абсолютно уверена, что это будет стоить больше шести с половиной фунтов моих сбережений.
Я снова смотрю на фотоаппарат, ощущая тугой узел в животе. Молодежь считает себя неуязвимой, но по мере взросления, и особенно после того, как становишься родителем, ты начинаешь видеть опасность повсюду. Фло знает, кто стрелял из ружья. Я в этом уверена. Знает это и Ригли. Но по какой-то причине они не хотят мне этого говорить. И как насчет самого Ригли? Я не могу определиться. Он не внушает мне доверия, как не внушал бы любой мальчик, которого Фло привела домой, или тут есть что-то еще?
Я вздыхаю и смотрю в окно на часовню, испытывая непреодолимую потребность помолиться. Ясное дело, в этом нет ничего необычного – в конце концов, я викарий. Я молюсь каждый вечер, а также время от времени в течение дня. Но это не молитвы «на коленях со стиснутыми перед собой руками». Это скорее короткие беседы о том, что меня в данный момент больше всего беспокоит.
Бог – хороший слушатель. Он никогда не осуждает, не перебивает, никогда не влезает со своей, более увлекательной историей. И хотя большую часть времени я беседую сама с собой, проговаривание своих мыслей – отличная терапия.
