Мы поднимаем камень – мою спину простреливает острая боль – и откладываем его в сторону.
– Ух ты! – бормочет Фло, подходя ближе.
Мы смотрим вниз. Убрав плиты пола, мы открыли крутую и неровную лестницу, ведущую вниз – в тоннель со сводчатым потолком.
Кирсти присаживается на корточки, с помощью фонарика осматривая потолок тоннеля.
– Остальные балки кажутся мне надежными. Сгнила только эта часть.
– Ясно, – говорю я, извлекая из кармана собственный фонарик. – Я спускаюсь первой. Фло, тебе, я думаю, лучше остаться здесь.
– Еще чего. – Она скрещивает руки на груди. – Мы идем туда вместе.
Спорить бессмысленно. Я знаю это выражение лица. Я его изобрела.
– Ладно, вместе так вместе.
Я включаю фонарь и начинаю спускаться, ощупывая ногами каждую ступеньку. Они такие узкие, что на них умещается только половина моей ступни. Держаться тоже не за что, не считая гладкой и слегка сырой стены. Наверное, когда-то здесь был люк.
– Смотрите, куда становитесь, – говорю я Фло и Кирсти, которые идут за мной по пятам.
Фонарь светит на четыре или пять ступеней вперед. Когда я оказываюсь в самом низу, подземелье расширяется. Я выпрямляюсь и обвожу помещение лучом фонарика. Слышу, как присвистывает Кирсти. Эта подземная комната маленькая и узкая, с довольно высоким сводчатым потолком. Под аркой у стены сложены три гроба.
– Ну прямо Брэм Стокер[11], – шепчет Фло.
Я чувствую, как у меня по спине ползет холодок. Хотя это, конечно, совершенно нелепо. Я викарий. Мне довольно часто приходится иметь дело со смертью и гробами. И все же здесь, под землей, в темноте…
– Так, значит, это усыпальница, – говорит Кирсти.
– Да, как большинство подземелий под церквями, – поясняю я. – В целом это привилегированные могилы для особо важных персон данной местности.
Любопытство берет верх над клаустрофобией. Я подхожу к гробам и свечу на них фонариком. Они все слегка заплесневелые и покореженные, но лишь последний полностью развалился, являя взгляду своего обитателя.
Или этот обитатель пытался выбраться наружу?
Я отодвигаю в сторону эту «оптимистичную» мысль и пытаюсь сосредоточиться. На крышке каждого гроба имеется слегка потемневшая медная табличка с выгравированным на ней именем покойного:
Джеймс Освальд Харпер, 1531–1569. Исабель Харпер, 1531–1570. И наконец, Эндрю Джон Харпер, 1533–1575.
Семейный склеп Харперов. Вот только что-то тут не сходится. Что-то не дает мне покоя.
– Но это же вздор, – говорю я.
– Почему? – спрашивает Фло. – Ты только что сказала, что богатые семьи хоронили своих в склепах.
