Чахотка. Другая история немецкого общества | страница 75
Съемщики угла и кровати означали для рабочих женщин лишнюю работу по хозяйству: и без того многие женщины, желая улучшить свое положение, обременяли себя скудно оплачиваемой надомной работой и вынуждены были трудиться до глубокой ночи.
Если семья всё равно не могла платить за жилье, приходилось из одного убогого жилища перебираться в другое, еще безрадостнее: в подвал или в сырую, наскоро сбитую новостройку. «Сушильщиками»>[460] называли жильцов, которые снимали квартиру в еще сыром, только что оштукатуренном доме до тех пор, пока жилье не подсыхало и сырость не испарялась. После квартирная плата тут же вырастала и становилась непомерной. Поэтому ежегодные переезды с квартиры на квартиру были не редкость: в Берлине в 1870‐х и 1880‐х годах треть всех семей меняла место проживания раз в год>[461]. Иногда жильцы исчезали тайно ночью, иногда одной тележки хватало, чтобы разом увезти все пожитки. Рабочим семьям было неведомо, что такое буржуазное семейное гнездо.
2. Ранняя смертность
Сырые, темные и тесные квартиры пролетариата создавали идеальные условия для возбудителей тифа, холеры и чахотки. Берлинский профессор медицины доктор Каспер в 1835 году описал, насколько разными вырастут младенцы, рожденные на буржуазной вилле или в темном подвале. С помощью «таблиц смертности» Каспер показал, что из тысячи детей берлинской бедноты лишь 598 доживают до 10 лет, 486 — до 35 лет и только 226 — до 60 лет. Среди аристократов статистика была другая: 938 доживали до 10-летнего возраста, 753 — до 35 лет и 398 — до 60. «Если ребенку повезет родиться и вырасти в достатке и благополучии, судьба подарит ему еще 18 лет жизни, в отличие от того, кто родился у нищей матери на соломенном тюфяке»>[462]. Врач Фридрих Остерлен спустя 20 лет подсчитал, что продолжительность жизни промышленного рабочего на треть, а то и вполовину короче, чем у представителя состоятельных сословий.>[463]
«Социальное неравенство перед болезнью и смертью»>[464] в XIX веке было подсчитано статистически и представлено общественности. Остерлен в 1851 году назвал «единственной привилегией» фабричного рабочего класса «привилегию чумы и смерти»