Чахотка. Другая история немецкого общества | страница 32
Мария относилась к живописи серьезно, училась вдохновенно, с радостью, с усердием и рвением, с головой погружаясь в творчество, окрыленная нетерпением и подстегиваемая всё тем же мучительным честолюбием. Она дисциплинировано проводила дни в ателье, ночи — на балах, появлялась на приемах и раутах. И вскоре действительно появились первые успехи. Несколько ее работ были выставлены на парижском салоне во Дворце промышленности. Французские, русские и немецкие журналы по искусству перепечатывали репродукции ее картин и упоминали ее в статьях.
Мария получила то, к чему стремилась: собственное профессиональное ателье из двух комнат, роскошные покои, платья, украшения, она могла теперь позволить себе нанимать собственных натурщиков. Она стала всё чаще фотографироваться, чтобы запечатлеть свое восхождение великой художницы. Первые признаки болезни Башкирцеву не смутили. Ее дневник — прямо-таки образец мифа о романтической чахотке, история возвышения и украшения неизлечимой болезни.
С прежним тщеславием Мария сообщает в своем дневнике о новых симптомах, о своей бледности. «Я кашляю так сильно, как только возможно, но каким-то чудом я от этого не подурнела, а приобрела томный вид, который мне очень к лицу», — отметила она 3 января 1880 года>[201].
Кажется, Мария даже кокетничает со смертью. 10 сентября 1880 года она узнала, что у нее поражены бронхи, и записала в дневнике: «Да, наконец, удивительно было бы, если бы у меня ничего не было; я была бы довольна, если бы это было серьезно и повело бы к концу. Тетя в ужасе, я торжествую. Смерть меня не страшит… Я не стремлюсь выздороветь»>[202].
За два года до смерти она записала: «В этом положении заключается волнение, я заключаю в себе тайну, смерть коснулась меня своей рукою; в этом есть своего рода прелесть, и прежде всего это ново»>[203].
У нее прогрессирующий туберкулез легких и гортани. После потери голоса стал ослабевать еще и слух, так что она зачастую не могла больше поддерживать разговоры в обществе, не могла расслышать вопросов, отвечала наудачу, любой ценой стараясь скрыть свою наступающую глухоту.
Мария Башкирцева, вечно спешащая, летящая, вынуждена была униженно наблюдать признаки собственного распада: кашель, температуру, кровохарканье, одним словом — чахотку. Преодолевая острую боль, жар и озноб, тяжело дыша, она принуждала себя работать в своем ателье. По ночам она не могла уснуть из‐за приступов кашля.
