– Да, мой отец, Хелл. Если Хоакин Смит возьмет Ормистон, мой отец единственный, кто пострадает. Его налоги исчезнут, земли у него отберут, а он уже стар, Хелл. Стар. И что тогда станет с ним? Я знаю, многие думают так же, как и ты. Так как ты сказал. Они сражаются не от всего сердца, и Повелитель захватывает город за городом, не убивая ни одного человека. И потом они думают, что есть магия в самом имени Хоакина Смита. Он прорывается сквозь армии, которые превышают количеством его армию, в отношении десять к одному. – Она замолчала. – Но не в Ормистоне! – воскликнула она резко. – Нет, даже если женщинам придется взяться за оружие.
– Только не в Ормистоне, – мягко согласился он.
– Ты будешь сражаться, Хелл, не так ли? Даже если ты не рожден в Ормистоне?
– Естественно, у меня есть лук, меч и хороший пистолет. Я буду сражаться.
– Без ружья? Подожди, Хелл. – Она встала и скользнула в темноту.
Через мгновение она вернулась снова.
– Вот. Вот ружье, рог и пули. Ты знаешь, как им пользоваться?
Он гордо улыбнулся.
– Во все, что я вижу – я могу попасть, – сказал он, – как и любой другой горный житель.
– Тогда, – прошептала она, с огнем в голосе, – пошли пулю в голову Повелителя. А следующую – между глаз Черной Марго! За меня!
– Я не сражаюсь с женщинами, – сказал он.
– Это не женщина, это – ведьма!
– Тем не менее, Вейл, пусть будут две пули для Повелителя и всего лишь оковы для Принцессы Маргарет, во всяком случае, Хелл Тарвиш так решил. Неужели ты не будешь в восторге, видя как она носит воду из твоего колодца или полирует горшки на кухне? – Он пытался развеселить ее и изгнать из головы печальные мысли.
Но она восприняла все всерьез.
– Да! – загорелась она. – О, да, Хелл, так будет лучше, если бы я когда-нибудь могла надеяться увидеть это…
Вейл внезапно встала и он проводил ее до калитки.
– Ты должен идти, – пробормотала она, – но прежде чем ты уйдешь, если ты хочешь этого, Хелл, ты можешь поцеловать меня.
Внезапно, он стал снова застенчивым горным жителем. Хелл поставил ружье к стене и повесил рог на спусковой крючок. Он смотрел, как она покрывается пунцовыми пятнами, но только наполовину от стыда, а наполовину
– от счастья. Он обнял ее своими большими руками и очень деликатно прикоснулся своими губами к ее мягким губам.
– Сейчас, – сказал он восторженно, – я буду сражаться, даже если придется биться в одиночку со всей Империей.
