Это игра была простой, когда речь шла о том, чтобы схватить грабителя, но дальнейший захват их трофеев часто бывал тяжелой операцией, особенно в тех случаях, если у преступника имелись сообщники. А в этом деле была замешана женщина, и Фриц больше всего тревожился, что она может пострадать еще сильнее. Мог ли он обеспечить ее, даже если ее облигации пропали? Ему необходимо было вернуть основную часть добычи грабителей.
На вопрос Уоттса: «А как ты узнал обо всех деньгах и облигациях?» Хармон дал ответ, записанный в конце нашей предыдущей главы: «Я тебе расскажу». И детектив рассказал, что его брат был клерком в конторе франкфуртского адвоката и узнал от него все о богатстве мисс Шарман, так как работодатель брата вел дела банкира. Продолжая свой рассказ, Фриц сказал:
– Я не слишком задумывался об этом, потому что это не мое тело, пока я не увидел, как мисс Шарман сатится на парохот. Cначала я вообще не узнал ее, так как не ожитал, что уфижу ее в одежде эмигранта. Но я все фремя считал, что ее лицо было мне знакомо.
– Ты говорил с ней? – нетерпеливо спросил Уоттс.
– Ну, когда я убетился, что это мисс Шарман, я с ней поговорил.
– И какую причину она назвала для того, чтобы ехать, изображая эмигрантку?
Фриц, казалось, не заметил подозрительного интереса собеседника.
– Ну, она сказала, что никогда не фидела меня, и что ее имя не Шарман, и я посчитал, что она бы претпочла, чтобы я не лез не ф сфое тело, и тогта я отстал от нее.
– Я считаю, что та женщина была мошенницей.
– Нет, мошенницей была тругая женщина.
– Какая другая?
– Та женщина, которая отправилась к банкиру и утащила теньги со счета мисс Шарман.
– Да ладно, эта женщина была полностью опознана одним из самых уважаемых предпринимателей Нью-Йорка!
– О! Ты знаешь все об этом деле, а? – внезапно воскликнул Фриц.
Уоттс посмотрел на бедного немца со злобным выражением лица, какое могло блеснуть в глазах раненого животного, оказавшегося в безвыходном положении. Однако он быстро взял себя в руки и, продемонстрировав замечательный пример самоконтроля, умудрился сказать совершенно естественным тоном:
– Я только предполагаю, что, скорее всего, должно было произойти при таких обстоятельствах. Я ничего не знаю об этом случае.
– О, ну, я не в курсе, но, фозможно, ты и знал, особенно если учесть, что ты фыглядишь так же, как тот человек, и, как я тебе уже сказал, если бы ты был немцем, я был бы уферен, что ты и есть тот парень.
В конце концов, в мыслях у Уоттса вспыхнуло подозрение, что с ним играют и что простой на вид немец был более серьезной персоной, чем казался, или, по крайней мере, был инструментом в руках кого-то более сильного. Виновный человек чувствовал, что его следам уже шла Немезида – некий серьезный враг, вышедший из темноты таинственной тени. Его сердце замерзло при этой мысли.
