.
А. Доржиев запомнил Волошина, о чем свидетельствует фрагмент записи диалога в волошинском дневнике от 10 августа 1905 г., в «Истории моей души» в разговоре с М. В. Сабашниковой: «Поедемте путешествовать. Составимте маршрут. Гусиное озеро. Да. на Гусиное озеро мне непременно нужно.
– Вы знаете, что меня ждут на Гусином озере? Когда я был в Петербурге у С. Ольденбурга, я встретил у него двух бурят из Гусино-Озерских дацанов, и они узнали меня и сказали, что уже слышали обо мне от Ламы»[415].
В письме к А. М. Пешковскому поэт отметит: «Я еду искать внеевропейской точки опоры, чтобы иметь право и судить Европу. Япония мне даст внеевропейскую точку для искусства, Китай – для государства, Индия – для философии»[416]. В автобиографии М. Волошин по поводу своей встречи с Доржиевым запишет: «Это было моей первой религиозной ступенью»[417].
Однако М. А. Волошин не совершил поездку на Восток. Этому помешала и русско-японская война, и активное творчество поэта, его новые религиозно-мистические увлечения (масонство, теософия, штейнерианство), обстоятельства личной жизни.
В творчестве М. Волошина мы не найдем отчетливых буддийских реминисценций, нет в нем сюжетных линий, связанных с буддизмом, хотя в 1905 г. поэт писал М. В. Сабашниковой: «Христианство мне из всех религий дальше всего. Мне буддизм и Олимп ближе»[418]. В лирику Волошина вплетены его многочисленные религиозно-мистические настроения, связанные с мировосприятием, особым ощущением времени и пространства, «телеологией пути». М. В. Яковлев в книге, посвященной религиозным идеям в творчестве А. Блока и М. Волошина, отмечает: «В целом художественное пространство М. Волошина так же, как и у А. Блока, организовано телеологией пути. Его единство осуществляется единством творческого Я поэта и представляет собой воплощение объективного персонализма Бытия, данного в личности художника. Итак, первый период творчества М. Волошина – это период лирики. Библиографически это две книги поэта: “Годы странствий” (1900–1910) и “SELVA OSCARA” (1910–1914). Тема этих книг – поэтическая софиология: мистическая философия в художественных образах»[419].
О первой книге поэта «Годы странствий» (1900–1910) М. А. Кузмин в статье «Письма о русской поэзии» («Аполлон», 1910, № 7) написал следующее: «Импрессионизм и оккультизм нам кажутся двумя определяющими особенностями этого интересного поэта»[420].
На оккультизме как идейной основе поэзии Волошина Кузмин останавливается отдельно: «К сожалению, мы недостаточно осведомлены в тайных науках, чтобы судить, насколько глубок оккультизм Максимилиана Волошина. Открывает ли он новые перспективы, или же ограничивается переложением – в звучные, несколько однотонные строфы – изысканий французских мыслителей в этой опасной области знания? Однако для нас важно то, что сама точка зрения автора – его взгляд на вещи, природу и человеческие чувства – насквозь проникнута оккультизмом. Эта, в конце концов, внежизненная, “внемировая” лирика, трепетно-холодная и гипнотизирующая, одетая в слепительно-яркие, но не всегда согласованные между собою краски, эти местами щегольские по технике, перегруженные, тяжеловато-пышные, торжественные строки производят впечатление влекущей и странной, несколько страшной маски. Можно не испугаться, не поверить, но пройти мимо, не смутившись хотя бы в первую минуту, невозможно»
