Итак, анализ записных книжек Д. Н. Мамина-Сибиряка подтверждает его большой интерес к идеям немецкого философа, через творчество которого Запад (и Россия в том числе) воспринимал также и буддийские идеи. В то же время непосредственное знакомство с буддизмом могло состояться у российского писателя и при чтении отечественной буддологической литературы, которая в то время становится известна образованному русскому читателю.
Попробуем увидеть влияние идей восточной философии в самых «восточных» текстах Д. Н. Мамина-Сибиряка – в его восточных легендах. Как уже говорилось, одна из немногих попыток определения философско-мифологических оснований «восточных легенд» Д. Н. Мамина-Сибиряка содержится в статье Е. Е. Приказчиковой «Философский контекст и мифологическая символика “восточных легенд” Д. Н. Мамина-Сибиряка»[176]. Исследовательница отмечает, что «восточные легенды» Мамина-Сибиряка традиционно не рассматриваются в качестве хрестоматийных произведений писателя (на это указывал в свое время еще И. А. Дергачев)[177], поскольку в них видели образцы «фольклорного творчества» писателя[178].
Как уже говорилось, в определении философских влияний на эти легенды Е. Е. Приказчикова обращается прежде всего к идеям Шопенгауэра. Однако ее утверждение о том, что «во всех трех первых легендах Мамина-Сибиряка (от “Баймагана” до “Сказания”) в качестве философской основы произведений выступает книга Шопенгауэра», кажется излишне категоричным. Пожалуй, можно говорить о некоей мировоззренческой интенции писателя, соотносимой с буддизмом, воспринимаемым в то время русской интеллигенцией как «философия пессимизма» (что также связанно с идеями Шопенгауэра), но вряд ли эта «философская основа» была на самом деле основой. Природа литературного творчества, как известно, отличается от природы «философского изобретения» (И. И. Лапшин).
Вызывает затруднение и четкое определение «сложной мифологической символики, характеризующей общее знание писателем восточной ментальности и традиций восточной культуры в целом»[179]. Не касаясь задачи выявления мифологических оснований легенд писателя, попробуем выделить в них идеи и реминисценции (в том числе и возникшие посредством влияния идей А. Шопенгауэра), в «снятом» виде отражающие рецепцию буддийских идей.
Как пишет Е. Е. Приказчикова, основной мотив, объединяющий творческий замысел Мамина-Сибиряка с идеями Шопенгауэра, – это мотив сна: «Процесс самопознания героем своей подлинной “воли” начинается у Баймагана только после того, как он падает с иноходца и лежит в бреду в своем дырявом коше. Именно в этот момент герой погружается в сон, символический смысл которого заставляет вспомнить шопенгауэровские рассуждения о природе сновидения. Именно за время этой “короткой жизни” (сна) Баймаган познает истинную цену той “настоящей” жизни, к которой он стремился с детства»
