– Ну, а скажите. Что вы чувствовали, когда узнали о ее смерти? Тоже ничего?
– Да, почти ничего, – ответил пассажир под пледом. – Больше всего некоторое удивление своему бесчувствию.
Даже и грусти не вышло. Так только, слабая жалость какая-то. А ведь это та самая, которую “вспомнила душа моя”, была моя первая и такая жестокая, многолетняя любовь. Да и вы теперь, – теперь, конечно, – разве вы что-нибудь чувствуете?
– Я? Да нет, что ж скрывать? Конечно, почти ничего.»[103]
Да и ее ли любили герои, о ней ли страдали? «Та, другая, как вы выражаетесь, есть просто вы, ваше представление, ваши чувства, ну, словом, что-то ваше. И значит, трогали, волновали вы себя только самим собой. Разберитесь-ка хорошенько.»[104]
Рефреном в рассказе звучит описание «однообразно шумящей», «кипящей», «бледно-снежной» и «бледно-млечной» дороги. Человеку свойственно забывать свои страдания, а страданиям свойственно повторяться.
Повторяемость страданий сопровождает бесконечную повторяемость жизни. И по большому счету не зависит от того, кто ее проживает. Особенно яркое выражение нашла эта тема в рассказе «Братья». Об истории создания этого произведения корейский исследователь Ким Кён Тэ пишет следующее: «Замысел рассказа возник, вероятно, уже во время путешествия по Цейлону, где Бунины провели две недели. В “Происхождении моих рассказов” Бунин говорит о замысле этого рассказа: “После путешествия на Цейлон хотелось написать. У нашего тамошнего консула была, слышал там, молоденькая любовница сингалезка. Всю историю рикши выдумал, вспоминая это”[105]. В. Н. Муромцева-Бунина, вспоминая о путешествии на Цейлон, писала: “На Цейлоне мы пробыли с полмесяца, он там почти заболел. Не мог видеть рикш с окровавленными губами от бетеля”. Спустя три года после путешествия на Цейлон Бунин создает рассказ “Братья”, местом действия в котором становится этот остров, а героями – его жители»[106]. Ким Кён Тэ замечает также, что «в исследовательских работах, посвященных рассказу “Братья”, отмечен ряд источников, которыми пользовался Бунин в работе над этим произведением. Это, прежде всего, Сутта-Нипата[107], ссылка на которую дается в эпиграфе рассказа. Кроме того, легенда о слоне и вороне, рассказанная Буддой как поучение индийскому царю, приводится в книге С. Ф. Ольденбурга “Буддийские легенды”. В статье О. В. Сливицкой “Бунин и Восток” указывается на знакомство писателя с книгой К. Гюнтера “Цейлон. Введение в мир тропиков”»
